совершенно исключительным экспериментальный
материал для своих штудии о процессах разложения
трупов в земле. В той гигантской природной лаборатории, какой было кладбище
Сент-Инносан, врачи
обнаружили, например, неизвестную ранее форму мумификации трупов. Работы шли
ночью, при свете
факелов и пылающих жаровен — для усиления циркуляции воздуха. И врачи, и
несколько
священников, помогавших могильщикам, заверяли парижан, что минимум респекта по
отношению к
усопшим был соблюден. Во всяком случае, кладбище было перекопано, а старая
могильная земля с
остатками тел и костей была вывезена на 1000 тележек в парижские карьеры.
В своем отчете 1789 г. доктор Туре признает,
что были все основания опасаться проявлений народного
недовольства — того самого недовольства, которым анонимные кюре в 1763 г.
грозили радикальным
реформаторам из парижского парламента. «Кладбище долгое время было для народа
предметом
публичного культа, — говорил врач. — Малейшая неосторожность могла возмутить
умы». Впрочем,
все обошлось; парижане приняли исчезновение старинного кладбища своих предков с
полнейшим
равнодушием. Останки сограждан более чем за полтысячелетия и сама земля этого
кладбища,
почитавшаяся настолько, что ее, как землю священной Палестины, добавляли в
могилы тех, кто не мог
быть похоронен на Сент-Инносан, исчезли, были беспощадно и бесцеремонно рассеяны
в неизвестных
местах.
Если сопоставить это безразличие парижан к
уничтожению старейшего городского некрополя с той
беспечностью, с какой они возложили на совершенно случайных людей заботу о
предании мертвых
земле, можно прийти к выводу об отсутствии в это время благоговейного отношения
к самим трупам
умерших. Здесь речь шла об от ношении, распространенном в народной среде.
Постановление
парламента 1763 г. и рассуждения М.Моле 13 лет; спустя свидетельствуют о
подобной же
отстраненности от тел усопших и в более высоких социальных слоях. Философия
века Просвещения,
несомненно, благоприятствовала таким умонастроениям, хотя роль ее была
двойственной, ибо она же
оказывала и обратное воздействие, подготавливая, как мы вскоре увидим, культ
кладбищ и могил,
свойственный XIX в. Но как объяснить отсутствие в народе заботы о кладбищах и
захоронениях?
Поспешным подражанием позиции светской и церковной элиты, любившей
провозглашать, что тело
после смерти человека — ничто? Реакцией на клерикализацию похорон, сместившую
религиозные
акценты с погребения тела на церковную церемонию и молитву за души усопших?
Образы будущих
кладбищ
Какими должны были стать новые кладбища? Кому
предстояло их строить и содержать? Уже в 70 —
80-е гг. XVIII в. ведомство генерального прокурора Парижа получило множество
памятных записок с
проектами и предложениями услуг для «катакомб», как часто называли тогда новые
кладбища. Эти
записки показывают, каким виделся на исходе XVIII в. идеальный некрополь.
Выберем несколько
примеров.
Первый проект предусматривает создание в
центре кладбища высокого обелиска, а вокруг него пяти
концентрических галерей, делящих пространство «катакомбы» на шесть частей.
Каждая из них
предназначается для той или иной категории погребения. Основание обелиска
должно было включать в
себя 8 склепов для «особ выдающихся». Другая часть кладбища отводилась людям
церкви, еще одна
часть должна была служить для устройства там больших братских могил, а две
последние галереи
бесплатно предоставлялись бы тем, кто уже приобрел у своего прихода право быть
похороненным в
церкви. Кладбище должно было стать как бы продолжением внутреннего убранства
церкви, где до
этого совершались захоронения: так, самая дальняя периферийная галерея виделась
автору проекта
чем-то вроде колоннады, примыкающей к стене кладбища. Там предстояло предавать
земле тех, «чью
память пожелают увековечить эпитафиями или иными примечательными памятниками».
Автор добавляет, что всеми кладбищами должно
ведь единое централизованное ведомство, которое
одновременно занималось бы регистрацией актов гражданского состояния для всего
королевства, с
отдельными службами для колоний, войск, «тех, кто погиб на борту корабля», и
«всех французов,
умерших за границей».