искусств, доступный самой широкой публике, а
не отдельным избранным любителям прекрасного. Нет
общества без искусства, и место искусства — в обществе. Но ни общество, ни
искусство не должны
быть отделены от природы и ее бессмертной красоты. Кладбище становится парком,
английским
парком, засаженным высокими деревьями. Напротив, семейному культу мертвых,
отношениям между
покойным и его близкими не уделяется никакого внимания. Публичное безраздельно
господствует на
таком кладбище над частным, семейным.
Реформа кладбищ началась в 60-е гг. XVIII в.
по соображениям чисто медицинским и полицейским. От
идеи общественной гигиены вскоре перешли к идее гражданственного назначения
некрополя: город
мертвых, отражение в миниатюре общества живых. Вся эта эволюция совершилась вне
церкви, хотя
духовенство не было забыто и ему отведено почетное место в кладбищенской
иерархии во всех
проектах. К тому же священникам предстояло играть активную роль в обслуживании
погребального
обряда и поддержании кладбищ. Но роль их становится скромной, скрытой, подобной
той, которую
должен был играть гражданский чиновник. Идеологическая же концепция нового
кладбища была
чужда всякой метафизике традиционного богословия с его приматом спасения души.
Отталкивающая
реальность: мертвые на свалке
Революционная буря увлекла в небытие все эти
прекрасные проекты. Однако после Термидора вещи
снова встали на свои места, и с этих пор национальные и департаментские
ассамблеи. Конвент,
Директория, а затем консулы не переставали тревожиться по поводу состояния
кладбищ, ставшего
позорным и нетерпимым. На новых общих кладбищах, созданных после закрытия
Сент-Инносан и
других старых некрополей, не было устроено ничего для индивидуальных
погребений, и мертвецов,
вывезенных из города, зарывали в общую яму, ничем не лучше той, что была на
кладбище
Невинноубиенных младенцев. В отчете, представленном в 1799 г. центральной
администрации
департамента Сена, гражданин Камбри не может сдержать своего возмущения: «Ни
один народ, ни в
одну эпоху не оставлял человека после смерти в столь жестокой заброшенности.
Как! Это священное существо, мать наших
детей, моя нежная подруга жизни (...) завтра будет отнята
от меня и отвезена в непристойную клоаку, где будет лежать рядом поверх самого
низкого, самого
мерзкого негодяя».
Другой автор, Амори Дюваль, публикует в 1801
г. диалог нескольких персонажей на эту тему. Разговор
происходит на лоне природы, далеко от Парижа, в тени двух кипарисов, где
похоронен брат владельца
имения. «Блажен, кто может прийти пролить слезу на могиле существа, которое он
любил! Перед нами
— новый мотив посещения кладбища, еще
неведомый авторам 60 — 80-х гг. XVIII в. «Увы, я лишена
этого мучительного удовольствия! — восклицает Эфразина. — Мой супруг был зарыт
в общей могиле.
Мне помешали сопровождать его тело». Ясно, что в революционное время церковной
церемонии не
было, а провожать гроб на отдаленное кладбище родственникам близким не
полагалось. «Несколько
дней спустя я захотел посетить место, где он был похоронен. (...) Мне
показывают огромную яму,
трупы, сваленные в кучу. (...) Я до сих пор еще содрогаюсь от этого. Мне
пришлось отказаться от
могилы и найти место, где покоится его прах»[327].
Перенесение тела на кладбище тот же автор
описывает так: «Эти люди, несущие усопших из города на
общее кладбище, по дороге часто напиваются пьяными, затевают ссоры или же, что
возмущает еще
больше, весело распевают, и гражданский чиновник, их сопровождающий, не в
состоянии заставить их
замолчать»- Чиновник, который и отныне заменил священника в похоронной
процессии, действовал,
очевидно, не более эффективно, чем его предшественник. Такую же картину рисует
за два года до
этого в своем отчете Камбри: «Когда переносили покойника к месту погребения, я
видел, как наши
носильщики заходили в кабак, бросив перед дверью доверенные ему скорбные
останки,
прополаскивали глотку обильными порциями водки», а если «безутешные родные
умершего» бывали
там же, то заставляли их пить вместе с ними и «платить за эту кощунственную
выпивку». Это стало
темой парижского фольклора тех лет. Рассказывали, что, когда актер Брюне из
труппы Пале-Руаяль