тайных источников жизни, и той, когда труп давал тому, кто его созерцал, иллюзию присутствия
дорогого сердцу существа.

К началу XIX в. погребение тела, бывшее актом религиозным и церковным, стало сначала чисто
полицейской и гигиенической операцией, а затем вновь актом религии, но религии без исповеди и
церкви — религии памяти об умершем и уже не христианских представлений о продолжении жизни
после смерти и возможности общаться с умершим. Долгие дебаты о погребении усопших завершились
во Франции принятием официальных мер. Декрету 23 прериаля 12-го года по революционному
календарю (12 июня 1804 г.) суждено было — с незначительными изменениями — обеспечивать
вплоть до наших дней регламентацию режима кладбищ и порядка захоронения. Но изначально декрет
был чем-то большим, нежели простая мера общественной гигиены и полицейской регламентации. Это
должно было быть учреждением нового культа — культа мертвых. Но понять это можно, лишь
поместив документ в контекст полувековой озабоченности и рефлексии.

Декрет окончательно запрещает погребение умерши- в церквах и на расстоянии не менее 35-40 м от
внешней границы города. В одном отношении декрет 1804 г. идет дальше всех предшествующих
проектов: общие могилы для бедняков не допускаются, трупы можно хоронить только рядом, а не один
над другим. Это означало полный разрыв с прежними обычаями. Индивидуальные погребения, бывшие
ранее достоянием лишь тех, кто мог за них заплатить, становились общим правилом. Расстояние между
могилами и их глубина были точно определены. Ни одну могилу не разрешалось вскрывать или
использовать повторно до истечения 5-летнего срока. Декрет предполагал, следовательно, расширение
кладбищ, которые с течением лет заняли обширные площади, что характерно для городских пейзажей

XIX в. Кроме того, кладбищу предстояло стать садом, с деревьями и цветами, но при этом следовало
принять меры, обеспечивающие свободную циркуляцию воздуха.

На этом общем кладбище разрешалось купить себе место погребения и воздвигнуть там надгробный
памятник. Интересно отметить, что речь шла именно о разрешении, о «концессии», подлежащей тем
или иным ограничениям. Разрешение давалось только тем, кто жертвовал какие-либо средства на
бедных и на больницы. Несомненно, авторы декрета полагали, что предоставление участка в вечное
пользование будет явлением исключительным, как захоронение в церкви было прежде исключением из
правил. Поэтому выдачу кладбищенских «концессий» они уподобили благочестивым фундациям
завещателей XVI—XVII вв. И действительно, поначалу приобретение участков кладбища в вечное
пользование рассматривалось как редкая привилегия немногих людей. Так, когда создавалось новое
кладбище Пер-Лашэз, его по соображениям выгоды и престижа хотели сделать роскошным,
предназначенным прежде всего для «вечных концессий». Однако, как замечает в 1906 г. Л.Ланзак де
Лабори, произошла «вещь почти невероятная: состоятельная часть парижского населения меньше всего
торопилась завладеть новым кладбищем». Объяснялось это и сравнительной отдаленностью нового
престижного некрополя, и тем, что «обычай вечных концессий еще отнюдь не утвердился в
нравах» [332].

Но вскоре положение изменилось, и «вечные концессии» стали столь многочисленны, что уже в первой
половине XIX в. места на новых кладбищах стало не хватать. К концу столетия три четверти
совокупной площади парижских некрополей было занято участками, предоставленными в вечное
пользование.- Концессии на 5 лет и бесплатные могильные траншеи интересовали теперь все меньше
людей, а стремление получить участки в вечное пользование было отныне не чем-либо
исключительным, а охватило уже и низшие слои населения.

Другим следствием декрета 23 прериаля, которого не предвидели его авторы, было постоянно
возраставшее число надгробных памятников. Декрет признавал за каждым частным лицом право
«поместить на могиле своего родственника или друга надгробный камень или иной знак, отвечающий
место погребения, как это практиковалось до настоящего времени». Обратим внимание на то, что в
текстах конца XVIII — начала XIX в. рядом с родственником всегда упоминается и друг, как это было
и в завещаниях XVII-XVIII вв. В дальнейшем речь будет идти исключительно о семье покойного,
упоминание же друзей исчезнет. Число надгробных памятников на кладбище Пер-Лашэз составляло в
1804 г. 113: это были надгробия перенесенные с ликвидированных старых парижских кладбищ. Год
спустя добавилось 14 новых надгробий, в 1806 г. — 19, в 1807 г. — 26. Еще через год их число
удвоилось, в 1812 г. прибавилось 130, в 1815 г. было воздвигнуто 635, а затем ежегодно в среднем по
2000 надгробий. По словам старого хранителя Пер-Лашэз, Л.Бертольо, такого распространения этого
типа погребения никто в 1804 г. предвидеть не мог.