В предлагаемой им технике такого превращения не было ничего нового. Еще врач Туре в своем отчете
об эксгумации на кладбище Сент-Инносан говорил, что в земле, взятой из больших братских могил,
содержится особый жир, преобразующийся впоследствии в стекловидное вещество. При этом Туре, как
и Жиро, ссылается на некоего Беккера, издавшего в 1669 г. во Франкфурте-на-Майне латинский
трактат «Подземная физика». После ряда экспериментов Беккер пришел к выводу, что земля,
обогащенная продуктами разложения трупов, способна производить прекрасное стекло. Как именно
изготовлять стекло, немецкий химик XVII в. сообщить отказался, опасаясь обвинений в кощунстве.
Пьер Жиро комментирует этот текст со снисходительностью человека начала XIX в.: «Во времена,
когда писал знаменитый Беккер, его слабость была простительной». Сам французский автор менее
щепетилен. Витрификация трупа, являющаяся результатом длительного пребывания в братской
могиле, может быть достигнута и иным способом — в особой печи.

Для превращения мертвых тел в стекло для изготовления медальонов Жиро предполагает построить в
центре нового кладбища, в основании пирамиды, крематорий. Четыре больших котла смогут вместить
до 4 трупов каждый. Погруженные в едкую щелочь, способную растворить человеческую плоть,
останки умерших превратятся в стекло — новую долговечную форму существования человеческой
субстанции. Но что делать с этим стеклом дальше? Было бы замечательно, пишет Жиро, если бы
можно было отливать из него бюсты покойных: «Достаточно иметь сердце, чтобы почувствовать, как
утешительно было бы для нежной души обладать бюстом из приятного материала, заключающим в
себе неоценимое преимущество — это был бы одновременно и портрет, и субстанция, тождественная
чьему-либо отцу, матери, супруге, ребенку, другу, любому существу, которое нам было дорого». К
сожалению, полученное в таком крематории стекло не годится для этой цели. Вместо бюстов, однако,
можно изготовлять барельефы усопших и помещать их в большие медальоны. Один из них был бы
выставлен на самом кладбище, в галереях, рядом с эпитафией или памятной табличкой: «Сколько
детей было бы с самых нежных лет естественным образом отвращено от пути преступления и даже
расточительства благодаря одному только созерцанию медальонов своих добродетельных предков».

Но стекла должно было хватить и на другой медальон, портативный, который семья покойного хранила
бы дома и который сопровождал бы ее во всех переездах, наподобие того изображения умершего,
mourning picture, что мы уже встречали в XIX в. в американских семьях. Так реализовывалось бы право
семьи обладать после смерти одного из ее членов его останками. Такой медальон наследник «сможет
возить повсюду, как мебель», и выставлять его на всеобщее обозрение, когда это нужно.

Единственное неудобство этого замысла состояло, по мысли Жиро, в том, что технологический
процесс требует весьма высоких затрат. Что же делать беднякам? Изобретательность автора не знает
границ: «Люди менее состоятельные, которые не могли бы оплатить стоимость нитрификации, однако
желали бы иметь по крайней мере скелет предмета своей привязанности, вправе были бы его
потребовать, и им его выдадут при условии оплаты издержек на растворение плоти». А если у кого-
либо не хватит денег даже на эту простую операцию или не будет желания хранить дома скелет
любимого человека? И в этом случае останки умершего не пропадут зря. «Невостребованные скелеты
были бы отнесены в катакомбы» под галереями, а по истечении года их превратили бы в стекло, из
которого затем изготовляли бы колонны кладбищенского портика или иные памятники, украшающие
галереи, так что «через несколько лет удалось бы завершить единственный в своем Роде монумент».

Автор настолько уверен в успехе и благотворности своего проекта, что готов после своей смерти «дать
использовать тебя как пример, договорившись с мыловаром или хирургом об отделении моих костей от
прочих останков, предании огню плоти и жира и помещении моего скелета вместе с пеплом в
гробницу, которую я специально велел построить в моем саду, в ожидании того, как мои потомки
смогут обратить мои кости в стекло» [331].

Бывает, что остроумная карикатура больше говорит об обыденных вещах, чем множество пышных
комментариев. Карикатура здесь невольная, и написано все без тени юмора, что делает трактат Жиро
еще более значимым. Цель этого экстравагантного проекта — уберечь останки любимых людей от
«ужаса могилы», от червей, от долгого тления. Не менее важной кажется автору возможность
совместить в одном предмете портретное изображение умершего и вещество его тела. Ни
Франкенштейну, ни принцу ди Сангро с его анатомическим кабинетом в Неаполе XVIII в. эта идея не
показалась бы абсурдной. Только их, как и алхимиков эпохи Возрождения, интересовал поиск начал
человеческого бытия. Жиро же стремится увековечить физическое присутствие «другого». Но в его
трактате смешиваются языки двух эпох: той, когда труп сулил тому, кто его вскрывал, познание