равноудаленность и от великих подвигов, и от
преступлений. Крестьяне, которых воспевает поэт, —
вне истории, чо их незаметное существование сродни счастью.
Последняя тема: поэтичность могил, кладбища,
возможность духовного общения живых с умершими.
Кладбище — это прежде всего земля, где лежат отцы и деды, простые бедняки, но
хранившие свое
достоинство. На их могилах нет пышных монументов, но на каждой установлен
скромный камень с
надписью: имя, даты, элегия и отрывок из Священного писания. Камни эти обращены
ко всем
проходящим мимо: это наставление в искусстве благой смерти, но это и призыв —
уже не молить Бога
за души усопших, а оплакивать их. Появляется совсем новый мотив: визит на
кладбище. Ибо мертвые
не бесчувственны, они только спят и в своем сне нуждаются в нас, взыскуют наших
любящих сердец,
наших слез.
Из глубины могил —
Природы скорбный глас...
Под пеплом таится еще огонь жизни,
сохраняющаяся и под землей неясная чувствительность к тому,
что происходит в мире живых, делает кладбище местом обязательного физического
присутствия
людей, местом, где вспоминают, собираются, плачут, молятся.
В XIX в. входит в обычай визит на кладбище.
На могиле близкого человека можно предаваться
медитации на склоне дня, изливать свою печаль и надеяться, что вдруг перед
глазами скользнет
знакомая тень. Ради этой надежды Жак Делилль призывает жену посещать его
«поэтический
мавзолей», ради той же надежды Ламартин просит луну осветить ему путь к могиле
Эльвиры, Г де
каждый вечер падаю коленом На стертое почти, святое имя.
Умершие могут вновь явиться повсюду. В XX в.
скорее в домах, где они жили, в комнате, где их
застигла смерть. В XIX в. они явно предпочитали кладбище. В американских книгах
утешения люди,
чтобы вызвать перед глазами образ умершего, отправляются на кладбище. Так, в
сочинении,
датируемом 1873 г., говорится об одном торе, проводящем вечер на могиле любимого
сына, в тишине,
в окружении других «спящих». «Повернувшись к священному месту, где покоится мой
драгоценный
усопший, я сказал ему, как прежде: «Доброй ночи». Для безутешного отца само это
кладбище Гринвуд
в Нью-Йорке «лишь большой и прекрасный дортуар».
Вечером или рано утром, «пока никого нет»,
приходил на могилу жены и Эдгар Линтон в «Грозовых
высотах» Эмили Бронте. «Он вспоминал ее, призывал воспоминание с любовью пылкой
и нежной,
исполненной надежды; он мечтал о лучшем мире, куда — он в этом не сомневался —
она ушла». В
годовщину ее смерти он оставался на кладбище до глубокой ночи.
Еще дальше заходят в этом отношении персонажи
французского прозаика Леона Блуа. Они проводят
на кладбище часть своей жизни. Конечно же, люди находят их поведение странным и
безрассудным.
Но жизнь состоит не только из разумных
поступков. Я сам знал человека, долго жившего с матерью,
женившегося поздно, который ходил на могилу матери каждый день, водил туда
жену, а по
воскресеньям гулял там с ребенком. Героиня «Бедной женщины» Блуа (1897)
«проводила целые дни в
церквах или на могиле несчастного Гаркуньяля, ее благодетеля, смерть которого
ввергла ее в нищету».
Леопольд и Клотильда непрестанно ходят на кладбище Баньё, где похоронен их сын.
«Гулять там —
для них всегда умиротворение. Они говорят с умершими, и те говорят с ними на
свой лад». Усердно и с
любовью ухаживают они за могилами, поливают цветы не спеша и забывая про все на
свете. Долгие
часы проводит Леопольд на маленькой белой могиле своего ребенка, разговаривает
с ним, как
американский пастор на Гринвудеком кладбище, поет ему вполголоса католические
молитвы.
В первой половине XIX в. эпитафии становятся
пространными, многословными, красноречивыми и
очень личными. От этой эпохи осталось достаточно надгробных камней, позволяющих
читать, как по
книге, речи безутешных близких. Интерес современников к этой эпиграфической
литературе питается
уже не генеалогическими соображениями, как прежде, а новой сентиментальностью.
Авторы