Часть
2
Об
обязанностях рыцарства
Обязанности рыцаря вытекают из тех целей и задач, которые перед рыцарским
орденом поставлены. Отсюда следует, что если рыцарь не выполняет возложенных
на него обязанностей, то он вступает в вопиющее противоречие как с орденом,
так и с его предназначением, о котором выше шла речь; ввиду помянутого
противоречия он не является истинным рыцарем, хотя бы он и носил это имя;
подобный рыцарь достоин большего презрения, нежели ткач или трубочник,
выполняющие свои обязанности.
Рыцарь обязан поддерживать и защищать святую католическую веру, ради которой
Бог Отец послал своего Сына воплотиться через Пресвятую Деву Марию, Владычицу,
и восславить веру, приняв многие унижения, страдания и мученическую смерть.
Отсюда следует, что, подобно тому как Господь Бог возложил на клириков
обязанность поддерживать святую перу Священным писанием и послушничеством,
донося ее до неверных с таким пылом, чтобы те были готовы умереть за нее,
Вседержитель обязал рыцарей силой оружия покорять и подавлять неверных,
неустанно пытающихся разрушить Святую) Церковь. Вот почему Господь и на
этом и на том свете воздает должное рыцарям за то, что ревностно отстаивают
они дело Божье и веру, которой мы все спасемся. Рыцарь, верующий, но пренебрегающий
обрядами, не имеет ничего общего с теми, кто крепок в вере, и подобен
он тем, кого Господь наделил разумом, но кто ведет себя по своему разумению(12)
и безрассудно. Отсюда следует, что тот, кто верует, но склоняется к безверию,
вознамерился спастись вне веры; тем самым надежды его коренятся в неверии,
которое противно вере и спасению; и за свое неверие человек этот будет
осужден на вечные муки.
Много возможностей открыты Господом людям, готовым служить ему. И все
же самых почетных, самых достойных, самых заветных — две: священничество
и рыцарство; вот почему священник и рыцарь должны быть связаны теснейшими
узами дружбы. Отсюда понятно, что как клирик, действующий вопреки установлениям
рыцарства, нарушает установления духовенства, так и рыцарь, действующий
вопреки и во вред установлениям духовенства, призванного относиться с
теплотой и участием к рыцарскому ордену, противостоит установлениям рыцарства.
Служение ордену заключается не только в том, чтобы быть преданными своему
ордену, но и в том, чтобы быть преданными всем другим орденам. Поэтому
преданность своему ордену и пренебрежение к чужому несовместимы с истинным
служением, ибо по замыслу Всевышнего ордена находятся в согласии друг
с другом. Отсюда следует, что как монах чужд своему ордену, если свой
орден ему дорог, а чужой — нет, так и рыцарь чужд своему ордену, если
свой орден ему дорог, а чужой ненавистен и отвратителен. Ибо если бы рыцарь,
выполняя установления своего ордена, отторгал и уничтожал другой орден,
получалось бы, что Господь и орден противны друг другу, что невозможно.
Обязанности рыцаря настолько благородны, что все рыцари должны были бы
быть владетельными сеньорами; беда лишь, что на всех рыцарей владений
не хватит. Подобно Творцу, который всему является господином, император
должен быть рыцарем и господином для всех рыцарей; однако один он всеми
рыцарями управлять не имеет возможности, поэтому помогать ему управлять
рыцарским орденом должны монархи, которые, также будучи рыцарями, уступали
бы ему по положению. Вассалами же монарха должны быть графы, кондоры,
инфансоны(13) и иные ступени в иерархии рыцарства;
ниже всех располагаются рыцари-однощитники,(14)
находящиеся в подчинении вышеперечисленных категорий рыцарства.
Явным умалением величия, мудрости и власти Господа Бога, которому одному
лишь дано править и владеть всем сущим, было бы наделение какого-либо
рыцаря правом по собственной воле управлять всеми людьми, обитающими на
нашей земле, ибо будь это так, величие, власть и мудрость Господа Бога
не были бы столь безусловными. Вот почему Господь распорядился так, чтобы
человечеством управляло немалое число рыцарей. Отсюда следует, что монарх
или король, назначающие прокураторами, викариями и судьями людей, не имеющих
чести быть рыцарями, наносят ущерб рыцарству, ибо у рыцаря, благодаря
его предназначению, больше оснований, чем у кого бы то ни было, править
людьми; ведь не секрет, что люди питают к нему, благодаря его высоким
обязанностям, большее уважение, нежели к тем, кто этой чести не удостоен.
Он наделен душевным благородством, свойственным ему как представителю
своего ордена, а благодаря душевному благородству он меньше других предрасположен
к злобе, к низким и подлым поступкам.
Обязанностью рыцаря являются поддержка и защита его природного господина,
коль скоро ни монарх, ни король, ни иной высокородный барон не мог бы
лишь собственными силами вершить справедливость среди вверенного ему народа.
Отсюда следует, что, откажись весь народ или кто-то в отдельности выполнять
распоряжения своего монарха или короля, рыцарь обязан встать на защиту
своего господина,(15) который, пока он один,
столь же беспомощен, как и любой другой человек. Иными словами, подлый
рыцарь, который, вместо того чтобы помогать своему господину, будет помогать
его подданным или же сам вознамерится стать господином и попытается низвергнуть
своего господина, не выполняет обязанностей, ради которых он был посвящен
в рыцари.
Рыцари обязаны отстаивать справедливость, ибо если судьи призваны устанавливать
справедливость, то рыцари призваны справедливость отстаивать. В том же
случае, если рыцарь будет до такой степени в ладах с науками, что овладеет
знаниями, необходимыми для судьи, этому рыцарю следовало бы стать судьей;
ибо тот, кто способен отстаивать справедливость, лучше других может ее
и устанавливать; тем самым рыцарь вполне достоин быть судьей.
Рыцарь должен ездить верхом, участвовать в турнирах, биться на копьях,
носить доспехи, всегда быть готовым к поединкам, пировать с равными себе,
владеть мечом, охотиться на оленей, медведей, кабанов, львов, а также
уметь многое другое в том же роде, что входит в обязанности рыцарей; ибо
все это способствует тому, что рыцари привыкают к ратным делам и приучаются
отстаивать рыцарские установления. Другими словами, пренебрегать тем,
что позволяет рыцарю как нельзя лучше выполнять свои обязанности, означает
пренебрегать рыцарским орденом.
Отсюда следует, что как все вышеперечисленные занятия свойственны телу
рыцаря, так и душе рыцаря свойственны справедливость, мудрость, милосердие,
преданность, искренность, смирение, отвага, надежда, опыт и другие подобные
этим добродетели. Таким образом, рыцарь, который с готовностью занимается
тем, что присуще рыцарскому ордену и имеет отношение к его телу, но уклоняется
от добродетелей, столь же присущих рыцарскому ордену, но свойственных
душе рыцаря, враждебен рыцарскому ордену, ибо в противном случае получалось
бы, что тело и рыцарство чужды душе и ее достоинствам, а это противно
истине.
Рыцари обязаны поддерживать владения и угодья, ибо из-за страха перед
рыцарями чернь не решается наносить им урон, равно как не решаются монархи
и вельможи из-за страха перед рыцарями идти войной друг против друга.
Однако подлый рыцарь, который отказывает в помощи своему истинному, природному
господину, когда тот в ней нуждается, не достоин звания рыцаря и подобен
вере без дел. а значит, безверию, которое противно вере. Иными словами,
если бы мы признали, что поступки подобного рыцаря соответствуют рыцарскому
ордену и его установлениям, получалось бы, что рыцарство и его орден находятся
в противоречии с тем рыцарем, который, не жалея жизни, отстаивает справедливость,
а также защищает и поддерживает своего господина.
Нет таких обязанностей, которые, будучи вмененными, не могли бы быть отменены;
ибо в противном случае все сотворенное, будучи неподвластным исчезновению
и разрушению, уподоблялось бы Богу, который не был создан и не может быть
уничтожен. Отсюда следует, что поскольку рыцарские обязанности были определены
и предписаны Богом, а поддерживается рыцарский орден теми, кто ему предан
и кто в него входит, то подлый рыцарь, выходящий из рыцарского ордена,
разуверившись в нем, тем самым разрушает в себе самом рыцарственность.
Монарх или король, разрушающий в себе самом рыцарские установления, не
только в себе самом разрушает свое рыцарское призвание, но и в тех рыцарях,
которые ему подчинены и которые, следуя дурному примеру их господина,
а также дабы угодить ему и походить на него, совершают поступки, противные
природе рыцарства и его ордена. Поэтому подлые вельможи не только сами
оказываются противны природе рыцарского ордена, но и вассалов своих от
него отторгают, разрушая в них рыцарский дух. Отсюда следует, что если
и одного рыцаря может отторгнуть от рыцарского ордена только очень низкий
и подлый человек, то что же говорить о том, кто отторгнет от рыцарского
ордена многих рыцарей!
О, сколь велика сила духа у того рыцаря, который побеждает и покоряет
многих подлых рыцарей! Каковым рыцарем и является монарх или высокородный
барон, столь преданный рыцарскому ордену, что, несмотря на неустанные
советы злодеев, выдающих себя за рыцарей, опуститься до вероломства, предательства
и обмана и тем нанести непоправимый урон своей рыцарственности, побеждает
и рассеивает всех заклятых врагов рыцарства, полагаясь лишь на свое душевное
благородство да на поддержку, которую оказывают ему рыцарство и его орден.
Если бы рыцарство заключалось скорее в физической силе, чем в силе духа,
получалось бы, что рыцарский орден имеет отношение прежде всего к телу,
а не к духу; однако из этого следовало бы, что тело благороднее духа.
Отсюда явствует, что, коль скоро душевное благородство не может быть поколеблено
ни одним человеком, ни всеми людьми, вместе взятыми, а тело может быть
сломлено и покорено другим телом, подлый рыцарь, бегущий с поля битвы
и оставляющий на нем своего господина, спасая скорее свое полное сил тело,
чем жалкую, подлую душонку, не отвечает установлениям рыцарства и не является
верным слугой славному рыцарскому ордену, который зиждется на душевном
благородстве.
Если бы рыцарскому ордену соответствовало скорее меньшее душевное благородство,
чем большее, то тщедушие и низость скорее отвечали бы рыцарству, чем доблесть
и сила духа; будь это так, тщедушие и низость определяли бы жизненные
принципы рыцаря, а отвага и сила духа противоречили бы установлениям рыцарского
ордена. А коль скоро это не так, то если ты, рыцарь, всей душой предан
рыцарству, ты должен приучить себя к тому, что, чем менее у тебя осталось
товарищей, оружия и провианта, тем крепче должны быть твоя отвага и твоя
надежда, дабы осилить противников рыцарства. А если погибнешь ты, защищая
рыцарство, значит, оно для тебя заключало то, что действительно стоит
любить, чем стоит дорожить и чему стоит служить; ибо именно в благородстве
духа рыцарство находит свое пристанище. И никто так не любит, не славит
рыцарства и так им не проникается, как тот, кто умирает за честь и за
рыцарский орден.
Ничему так не соответствуют рыцарство и доблесть, как мудрости и здравомыслию;
в противном случае в согласии с ними были бы глупость и невежество. Будь
так, мудрость и здравомыслие, коль скоро они противоположны глупости и
невежеству, были бы противны природе рыцарского ордена, что невозможно;
ввиду этой невозможности ты, рыцарь, любовь которого к рыцарскому ордену
безгранична, должен знать, что как рыцарство, благодаря твоему душевному
благородству, наделяет тебя доблестью и отвагой, дабы славил ты рыцарство,
так и рыцарский орден должен внушить тебе любовь к мудрости и здравомыслию,
незаменимым для того, кто прославляет рыцарский орден вопреки разброду
и ничтожеству мыслей вознамерившихся восславить рыцарство при помощи глупости
и скудоумия.
Рыцари обязаны служить опорой вдовам, сиротам и убогим; ибо, как и вообще
по природе вещей старшие должны помогать младшим и защищать их, рыцарский
орден, по природе своей великий, прославленный и могущественный, должен
служить поддержкой и опорой тем, кому отказано в достоинстве и могуществе.
Отсюда следует, что если насиловать вдов, нуждающихся в помощи, или лишать
наследства сирот, нуждающихся в попечителе, или грабить и разорять людей
убогих и немощных, нуждающихсяв покровителе, отвечает установлениям рыцарского
ордена, то подлость, обман, жестокость и предательство не противоречат
рыцарскому благородству и чести рыцарства. А если это так, то такой рыцарь
и его орден противны природе и принципам рыцарского ордена.
Если ремесленнику Господь дал глаза для того, чтобы он мог видеть и работать,
то грешнику он дал глаза затем, чтобы он мог оплакивать спои грехи; точно
так же рыцарю сердце дано для того, чтобы его душевное благородство имело
в нем свое пристанище, достойному и могущественному рыцарю сердце дано
для того, чтобы нашлось в нем место для сострадания и сочувствия, для
помощи и опеки, чтобы обратил он свой взор на тех, кто с надеждой и со
слезами на глазах смотрит на рыцарей, ожидая от них помощи, защиты и внимания
к своим заботам. Тем самым рыцарь, чьи глаза не замечают убогих, а сердце
глухо к их заботам, истинным рыцарем не является и чужд рыцарскому ордену;
ибо рыцарство по своей сути настолько благородно и величественно, что
отторгает оно от ордена и от его благодеяний тех, чьи взоры тусклы, а
сердца черствы.
Если бы предназначение рыцарства, столь всеми превозносимое, состояло
в том, чтобы грабить и разорять бедных и убогих, соблазнять и насиловать
вдов и других женщин, насколько же достойнее и благороднее было бы опекать
и защищать сирот, вдов и убогих! Отсюда следует, что если бы мы признали
подлость и лицемерие присущими рыцарскому ордену, столь всеми превозносимому,
а обман, предательство и жестокость — теми качествами, которыми слава
рыцарства и обеспечивается, насколько же достойнее рыцарства был бы тот
орден, слава которого зиждилась бы на преданности, благодеянии, великодушии
и милосердии! Рыцарь обязан иметь замок и коня, дабы мог он охранять дороги
и защищать крестьян. Рыцарь обязан иметь села и города, дабы отстаивать
справедливость среди вверенных ему жителей и дабы собирать в одном месте
плотников, кузнецов, сапожников, булочников, торговцев и людей иных профессий,
занимающихся в этом мире своим делом, каждое из которых по-своему отвечает
нуждам человека. Отсюда следует, что рыцари, именно для того, чтобы оказаться
способными выполнять свои обязанности, обеспечены и замками, и селами,
и городами; между тем, если бы обязанности рыцаря заключались в том, чтобы
разрушать села, замки и города, сжигать и рубить леса и посевы, резать
скот и грабить на дорогах, то изменой рыцарству было бы строить и создавать
замки, крепости, села и города, защищать крестьян, содержать сторожевые
башни для охраны дорог и многое в этом же роде; тем самым получалось бы,
что цели, которые ставили перед собой при создании рыцарства, совпадали
бы с изменой рыцарству и с его полной противоположностью.
Рыцари должны преследовать изменников, воров и грабителей; ибо подобно
топору, который был создан для того, чтобы им рубили деревья, рыцарь призван
истреблять дурных людей. Отсюда следует, что если сам рыцарь является
грабителем, вором и изменником, а грабители и воры должны истребляться
и пленяться рыцарями, то рыцарь, являющийся вором, изменником и грабителем,
дабы отвечать своему предназначению, должен не кого-либо другого, а самого
себя убить или пленить; в том же случае, если бы он, со всей строгостью
соблюдая свои рыцарские обязанности по отношению к другим, отказался со
всей строгостью отнестись к самому себе, то и предназначение рыцарского
ордена скорее бы распространялось на других людей, а не на него самого.
В то же время коль скоро абсолютно неестественно, чтобы кто-либо сам себя
убивал, то рыцаря, оказавшегося вором, изменником и грабителем, должен
убить и уничтожить другой рыцарь. Рыцарь же, который укрывает и поддерживает
рыцаря, оказавшегося изменником, грабителем и вором, не отвечает своему
предназначению; ибо если бы он в этом случае ему отвечал, то, убивая и
истребляя воров и изменников, не являющихся рыцарями, он действовал бы
вопреки своему предназначению.(16)
Если болит у тебя, рыцарь, одна рука, то в другой твоей руке эта боль
отдается куда острее, чем во мне или в любом другом человеке; точно так
же порок и ущербность рыцаря, оказавшегося изменником, вором и грабителем,
ты, будучи рыцарем, принимаешь ближе к сердцу, чем я, рыцарем не являющийся.
Отсюда следует, что если твоя боль ближе тебе, чем моя, почему же снисходителен
ты к рыцарю, уронившему достоинство рыцарства, и при этом беспощаден к
простым людям, совершившим ошибки?
Рыцарь-вор совершает куда большее преступление против высокого достоинства
рыцарства, когда лишает его чести и имени, чем тогда, когда ворует деньги
и другие ценности; ибо лишить чести — это значит нанести урон и запятнать
то, что достойно высших похвал и почестей. А поскольку цена чести и доброй
славы выше, чем цена денег, золота и серебра, то, запятнав рыцарство,
наносят куда больший урон, чем украв деньги и другие ценности, для рыцарства
посторонние. В противном случае получалось бы, что либо цена человека
ниже, чем цена денег и других вещей, либо что украсть одну монету преступнее,
чем украсть много денег. Если бы изменник, убивший своего господина, соблазнивший
его жену и сдавший без боя его замок, считался бы рыцарем, то как назывался
бы тот, кто умер бы, спасая честь и жизнь своего господина? И если господин
расхваливает своего рыцаря-изменника, какие еще преступления тот должен
совершить, дабы быть осужденным и наказанным? И если господин не заботится
о чести рыцарского ордена, не ополчаясь против своего рыцаря-изменника,
как еще ее поддержать? И если господин не преследует изменника, может
ли он вообще преследовать кого-либо, и господин ли он вообще, хотя бы
своим людям?
Если рыцарь стремится обвинить изменника и уничтожить его, а рыцарь-изменник
стремится скрыться и уничтожить верного рыцаря, в чем заключаются тогда
устремления рыцарства? И если рыцарь-изменник со своей низменной душой
тщится одержать победу над великодушным рыцарем, сражающимся за правду,
что именно он тщится превозмочь и побороть? Если же поборник рыцарства
и правды окажется побежденным, за какой грех он будет нести расплату и
куда при этом канет высокая рыцарская честь?
Если бы воровство входило в обязанности рыцаря, благодеяние оказывалось
бы противным природе рыцарского ордена; если же благодеяние входило бы
в чьи-то обязанности, сколько достоинства было бы в том человеке, в обязанности
которого входило бы благодеяние? Если одаривать награбленным соответствует
рыцарской чести, чему отвечало бы стремление возвращать? И если рыцарь
должен овладеть тем, что Богом было даровано другому, чем же тогда рыцарь
не должен овладевать?
Плохо разбирается в доверии тот, кто голодному волку доверит своих овец,
и кто доверит красавицу жену молодому рыцарю-изменнику, и кто доверит
свой укрепленный замок рыцарю алчному и вороватому. И если этот человек
плохо разбирается в доверии, как относиться к тому, кто знает, как, что
и кому стоит доверять, кто умеет возвращать и хранить то, что ему доверили?
Видели ли вы когда-нибудь рыцаря, который не хотел бы отвоевать свой замок.
Видели ли вы когда-нибудь рыцаря, который не пытался бы укрыть свою жену
от рыцаря-изменника? Видели ли вы когда-нибудь рыцаря-вора, который воровал
бы иначе, чем украдкой? Если же вы таких рыцарей не встречали, так это
потому, что их поведение не соответствует установлениям рыцарского ордена.
Рыцарь обязан иметь сверкающие доспехи и ухоженного коня; если те забота
о доспехах и коне не входит в обязанности рыцаря, то в его обязанности
входит и то, что есть, и то, чего нет. Если же это так, то обязанности
рыцаря одновременно и существуют и не существуют; в то же время, поскольку
быть и не быть суть противоположны, а лишаться брони чуждо рыцарству,
то чем бы являлось тогда рыцарство без доспехов и почему бы тогда рыцарь
носил это имя?
Заповедью нам предписано не лжесвидетельствовать; отсюда следует, что,
если бы дающий ложные показания не противоречил рыцарскому ордену, Господь,
давший нам заповеди, и рыцарство были бы противоположны друг другу; если
же это так, то что есть рыцарская честь и в чем заключаются обязанности
рыцаря? Если же есть между Господом и рыцарством соответствие, то лжесвидетельство
чуждо природе тех, кто является поборниками рыцарства. Если же давать
клятву и божиться и свидетельствовать истину было бы чуждо природе рыцаря,
то в чем бы тогда заключалось рыцарство?
Если между справедливостью и сластолюбием нет противоречия, то рыцарство,
соответствующее справедливости, соответствовало бы и сластолюбию; а если
бы между рыцарством и сластолюбием было бы соответствие, то целомудрие,
противоположное сластолюбию, оказалось бы чуждым природе рыцарской чести;
если бы это было так, получалось бы, что рыцари стремятся восславить рыцарство,
дабы утвердить сластолюбие. Если же справедливость и сластолюбие чужды
друг другу и рыцарство существует для отстаивания справедливости, то в
этом случае между сластолюбивым рыцарем и рыцарством нет ничего общего;
если же это так, то грех сластолюбия должен быть неприемлемым для рыцарства;
и если бы грех сластолюбия был наказуем так, как он того заслуживает,
впавших в него следовало бы изгонять из рыцарского ордена с еще большей
непримиримостью, чем из любого другого.
Если бы справедливость и смирение были чужды друг другу, рыцарство, которое
в ладу со справедливостью, было бы противоположно смирению и соответствовало
бы гордыне. Однако если бы спесивый рыцарь отстаивал рыцарские устои,
иным рыцарством оказывалось бы то, которое некогда было основано на справедливости
и видело свою задачу в защите людей смиренных от спесивых и неправых.
Будь это так, новоявленные рыцари не могли бы принадлежать к тому же самому
ордену, к которому принадлежали другие, им предшествовавшие. Если бы нынешние
рыцари соблюдали установления и выполняли те же обязанности, что и их
предшественники, не было бы низости и гордыни в этих рыцарях, которые
кажутся нам спесивыми и неправыми. Однако если то, что кажется низостью
и гордыней, на самом деле ничто, где же и в чем же тогда смирение и справедливость?
Если бы справедливость и миролюбие были бы чужды друг другу, рыцарство,
которое в ладу со справедливостью, было бы противоположно миролюбию; если
бы это было так, те нынешние рыцари, которые чураются мира и жаждут войн
и связанных с ними бедствий, были бы рыцарями, а те, которые умиротворяют
людей и избегают бедствий войны, были бы чужды рыцарству. И если те нынешние
рыцари, которые творят жестокости и беззакония, сеют зло и связанные с
войной бедствия, выполняют обязанности рыцарства, то хотел бы я знать,
кем же тогда являются рыцари справедливые и миролюбивые по природе своей,
умиротворяющие людей силой закона и силой оружия? Ибо, как и ранее, предназначение
рыцарства заключается в том, чтобы умиротворять людей силой оружия; между
тем если нынешние воинственные и неправые рыцари не принадлежат рыцарскому
ордену и не выполняют его установлений, где же тогда рыцарство, да и сколько
тех рыцарей, и каковы эти рыцари, входящие в орден?
Многообразны те пути и возможности, следуя которым рыцарь может выполнять
возложенные на него рыцарством обязанности; однако ввиду того, что нам
еще предстоит о многом поведать, излагаем их здесь в сжатой манере, главным
же образом потому, что, выполняя просьбу одного весьма учтивого оруженосца,
преданного и чистосердечного, посвятившего немало времени изучению рыцарских
устоев, мы составили эту книгу в самом кратком виде, ибо и само посвящение
в рыцари должно быть весьма недолгим.
Комментарии
12...но кто ведет себя по своему разумению...
— В данном случае мы следуем списку, хранящемуся в Библиотеке Каталонии
в Барселоне, не внося в него коррективы, ибо считаем вполне допустимым
и отнюдь не абсурдным противопоставление «raho», т. е. разума, которым
нас наделил Господь, и «de sa raho», т. е. «своеволия», стремления человека
жить «по своему разумению», а не только «de desraho», т. е. «неразумно»,
как полагает, опираясь на другие списки, Альбер Соле.
13 Вассалами же монарха должны быть графы,
кондоры, инфансоны... — Речь идет о дворянских достоинствах в средневековой
Каталонии. При этом разница между ними состояла в том, что присвоение
титулов кондора и инфансо-на было прерогативой графов.
14...ниже всех располагаются рыцари-однощитники...
— Рыцарь-однощитник — представитель особой категории феодалов, обладавших
лишь конем и оруженосцем. В обстановке феодальных войн и крестовых походов
рыцари-однощитники становились все многочисленнее, участвуя в самых разнообразных
авантюрах как у себя на родине, так и за ее пределами, в различных уголках
Средиземноморья.
15...откажись весь народ или кто-то в отдельности
~ обязан встать на защиту своего господина... — Характерное подтверждение
неоспоримости для Льюля приоритета интересов монарха над интересами народа,
несмотря на то что рыцари, по его мнению, являются лучшими представителями
народа.
16 Рыцари должны преследовать изменников,
воров и грабителей ~ он действовал бы вопреки своему предназначению. —
Глава не поддается исчерпывающему толкованию. Перевод дает одну из возможных
интерпретаций, в которой, однако, не делается попытка прояснить или упростить
текст.
|
|
