и бессмысленно выстраивать ментальности или
иные феномены духовной жизни в какие-либо
априорно предустановленные причинно-следственные ряды? Впрочем, Вовеллю не чужд
подобный
подход, и этот историк лишен стремления подгонять индивидуальные явления под
универсальную
схему.
В книге «Смерть и Запад» критика концепции
Арьеса растворена в исследовательском тексте, но в
статье «Существует ли коллективное бессознательное?» [20] возражения Вовелля
представлены в более
недвусмысленном и концентрированном виде. Вовелль отвергает используемое
Арьесом понятие
«коллективного бессознательного», располагающееся на границе биологического и
культурного, и
указывает на заложенные в нем теоретические и методологические опасности. Под
пером Арьеса это
понятие мистифицирует реальную проблему. Во-первых, как мы уже видели, с
помощью ссылок на
«коллективное бессознательное» Арьес постоянно экстраполирует ментальные
установки элиты на всю
толщу общества, игнорируя народную религиозность и культуру и особенности
восприятия смерти
необразованными и понимания ими потустороннего мира.
Во-вторых, отмечает Вовелль, использование
понятия «коллективного бессознательного» приводит
Арьеса к «двоякому редуцированию» истории. С одной стороны, он отвлекается от
идеологии, ясно
выраженных взглядов и установок тех или иных слоев общества. В частности, при
рассмотрении
проблемы восприятия смерти в XVI—XVII вв. он не рассматривает протестантизма и
«барочного»
(«посттридентского», то есть контрреформационного) католицизма с их
соответствующими
трактовками отношений живых с тем светом. Снята проблема выработки и
распространения
культурных моделей и характера их восприятия (включая и противодействие) в
низших пластах
общества. С другой стороны, придерживаясь понятия «коллективного
бессознательного» как
автономной, движимой внутренне присущим ей динамизмом силы, Арьес отказывается
видеть связи
ментальности с социально-экономическими и демографическими структурами.
Для Вовелля же неотрефлектированность
значительного слоя коллективного сознания не связана ни с
какой мистикой и не может быть понята из самой себя. Между материальными
условиями, пишет он, и
восприятием жизни разными группами и классами общества, ее отражением в их
фантазии, верованиях
происходит сложная и полная противоречий «игра». При этом еще нужно не упускать
из виду, что
ритмы эволюции социальных форм и движения ментальностей не совпадают, а подчас
и совершенно
различны.
Полагаю, что трудность заключается не в самом
понятии «коллективного бессознательного», ибо
социально-психологические представления нередко отличаются тем, что их носители
слабо их
осознают и руководствуются ими скорее «автоматически», стихийно, — трудность в
том, что Арьес
действительно мистифицирует это понятие.
Наконец, следует подчеркнуть, что Вовелль,
признавая наличие в конкретный период некоего общего
духовного климата, вместе с тем не упускает из виду специфические вариации,
присущие социальному
сознанию определенных групп и слоев, и постоянно возвращается к проблеме
резонанса той или иной
концепции смерти в общественной среде, стремясь по возможности устанавливать
различия между
преходящей и поверхностной модой или увлечением, которое ограничивается
пределами элиты, с
одной стороны, и более глубокой и постоянной тенденцией, мощно охватывающей
сознание общества
на самых разных уровнях, с другой.
Применяемый Вовеллем метод исследования, по
его собственным словам, заключается в том, чтобы
сочетать тотальный подход, который охватывает как демографию, так и историю
идей, как ритуалы,
сопровождавшие и окружавшие смерть, так и представления о потустороннем мире, с
прослеживанием
изменений, происходящих на протяжении больших временных отрезков. При этом
Вовелль, не
склонный, в противоположность Арьесу, говорить о «коллективном
бессознательном», вместе с тем
подчеркивает, что значительная часть высказываемого обществом относительно
смерти остается
неосознанной, и с этим общим фондом представлений, верований, жестов,
психологических состояний
в диалектической связи находятся религиозные, философские, научные и всякие
иные рассуждения о
смерти, которые имеют хождение в этом обществе. Таким образом, анализ отношения
к смерти
приходится вести на нескольких, хотя и переплетающихся, уровнях, где неосознанное
сменяется
осознанным.