потревоженного впоследствии погребения. Боязнь не воскреснуть в день всеобщего воскресения
усопших была переводом на христианский язык дедовского страха умереть без погребения[38].

По словам Тертуллиана, только мученики, в силу пролитой крови, обладали «единственным ключом от
рая». Покидая свое бренное тело, христианин еще не приобретал тем самым блаженства «обитать с
Господом» [39]. Мертвые должны были ждать Страшного суда, как спящие из Эфеса. Лишившись
вместе с телом также чувств и памяти, они не могли испытывать ни радости, ни скорби. Лишь в
последний день мира «святые», кому обещано вечное блаженство, выйдут из «нижних пределов», как
выражается Тертуллиан, и поселятся в своих небесных обителях. Остальные же будут спать вечным
сном: «Злые не воскреснут». Формулы анафемы грозили тому, кого постигло проклятие, самым
страшным наказанием: «Не воскреснет он в день Страшного суда».

По народному поверью, всякое посягательство на могилу могло повредить будущему пробуждению
усопшего, а тем самым лишить его вечной жизни. Одна надгробная надпись конца VI в. гласит: «Пусть
никогда и ни в какое время не посягают на эту гробницу, но да сохраняется она до конца мира, дабы я
мог беспрепятственно вернуться к жизни, когда явится Тот, кто должен судить живых и мертвых».

Более просвещенные церковные авторы могли сколько угодно повторять, что всемогущество Бога
позволяло Ему восстановить и разрушенные тела или даже создать их заново, широкие слои населения
оставались при своем убеждении: они очень живо чувствовали единство и преемственность бытия и не
разделяли ни душу и тело, ни плоть воскресающую и плоть бренную. Вполне возможно поэтому, что
именно страх перед посягательством на могилу заставлял все чаще хоронить мертвых рядом с
гробницами мучеников, ибо только мученики, единственные из праведников, кому было заранее
обеспечено место в раю, могли защитить тела погребенных и отвратить злонамеренные посягательства
на покой усопших[40].

Захоронение ad sanctos, «у святых», близ могил мучеников, имело и другую причину. Нет сомнений,
что страх перед гробокопателями, столь живучий в первые века христианской эры, уже довольно рано,
начиная с Раннего Средневековья, стал ослабевать. Причем по экономическим мотивам: ничто больше
не привлекало грабителей в могилах, где уже не было никаких ценностей. С другой стороны, не было
больше и духовных оснований для страха: поскольку тела умерших покоились отныне под защитой
святого и в освященной ограде церкви, то, что бы ни случилось, это было уже не так важно. В самом
деле, сколько раз останки умерших бывали в средние века потревожены и даже перевезены в другое
место самими клириками, однако не считались оскверненными, ибо оставались на освященной земле
церкви. Главной причиной захоронения мертвых «у святых» было желание обеспечить защиту
мученика не только телу усопшего, но и всему его существу в ожидании дня пробуждения и
Страшного суда.

Кладбищенское предместье. Мертвые внутри ограды

Церковные авторы были убеждены в благоприятных следствиях физического соседства тел верующих
с останками мученика. «Мученики, — объясняет Максим Туринский, — нас охраняют, пока мы живем
во плоти, и они же берут на себя заботу о нас, когда мы покидаем свою плоть. Здесь они мешают нам
впасть в грех, там они защищают нас от ужаса ада. Вот почему наши предки позаботились о том, чтобы
присоединить наши тела к останкам мучеников. Тартар их страшится — и мы избежим кары; Христос
их прославляет — и Его свет отгонит от нас тьму» [41].

Надгробные надписи используют ту же терминологию. «Тот, чьи кости покоятся в этой гробнице,
удостоенной быть соединенной с погребениями святых, да будет избавлен от неистовств Тартара и
жестокости его мук», — читаем мы надгробную надпись одного субдиакона в Галлии. Там же
сохранилась другая надпись на гробнице одного богатого христианина, датируемая 515 г.: «Именно
под защитой мучеников надлежит искать вечного упокоения. Святейший Винцент, святые,
сопутствующие и равные ему, присматривают за этим местом и отгоняют тьму, излучая свет истинного