Первоначально конец времен представлялся на Западе не в виде Суда. Вспомним, что христиане
первого тысячелетия, подобно семи спящим из Эфеса, после смерти мирно покоились в ожидании
пришествия Христа. Поэтому конец времен, последний день мира, был связан в сознании ранних
христиан с образом Христа в славе Своей, сидящего на небесном престоле, каким его описывает св.
Иоанн Богослов в «Апокалипсисе»: «И Сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и
радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. И вокруг престола двадцать четыре престола; а на
престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облачены были в белые одежды и имели
на головах своих золотые венцы. И от престола исходили молнии и громы и гласы...»

Эта система образов, охватывавшая небо, божественных персонажей и сверхъестественные
фантастические существа, часто встречается в романском искусстве: на порталах соборов в Муассаке, в
Шартре. Люди первых столетий Средневековья ожидали возвращения Христа, не боясь Суда. Поэтому
в своем представлении о конце времен они вдохновлялись «Апокалипсисом», забывая или умалчивая о
драматической сцене Воскресения и Суда в Евангелии от Матфея.

Когда же в исключительных случаях надгробное искусство того периода обращалось к теме Суда, это
грозное судилище выглядело куда менее пугающим, чем впоследствии, и всегда рассматривалось
только в перспективе пришествия Христа и пробуждения праведников. На одной из сторон саркофага
епископа Агильберта, похороненного в 680 г. в часовне, называемой Жуаррской криптой, изображен
Христос в славе, окруженный четырьмя евангелистами, — этот традиционный образ перейдет позднее
и в романское искусство. На другой стороне саркофага видны избранные праведники, поднявшие руки
к небу и прославляющие Христа возвратившегося. Мы видим только избранных, не проклятых.
Никакого намека на проклятия, которые евангелист Матфей возвещает нечестивым, обреченным на
вечную муку. Святыми (sancti) считались тогда все верующие, усопшие в лоне церкви и преданные
освященной земле. В самом деле, в латинском переводе Библии, в Вульгате, sancti названы те, кого
современные переводчики обозначают словом «верующие», «верные». Всем им, по представлениям
Раннего Средневековья, нечего было бояться Страшного суда. Согласно «Апокалипсису», над теми,
кто уже воскрес из мертвых в «первое воскресение», «смерть вторая не имеет власти». Быть может, в
воображении людей Раннего Средневековья избранные были более видимы, чем проклятые, поскольку,
воскреснув из мертвых, в большей степени обладали бытием, в большей степени вновь обрели плоть.

Тема Страшного суда вновь появилась в XI в., но ассоциировалась уже не с саркофагом, но с купелью
для крещения. Древнейшая купель с изображением Суда находится в Неерхеспене близ Ландена в
Бельгии. Другая, изготовление которой также приписывается мастерам в Турю, была возвращена в
Шалон-сюр-Марн[116]. Воскресшие праведники выходят здесь из своих саркофагов нагими, что
позволяет датировать купель из Шалона временем до 1150 г. Воскресшие изображены попарно: муж и
жена, обнявшись, а над ними ангел дует в трубу. Это конец времен, но, как и в крипте в Жуарре, не
Страшный суд. Смысл подобного сближения крещения с воскресением без Суда ясен: крещеные могут
рассчитывать на воскресение и вечное спасение.

Это свидетельство иконографии подтверждается другим. В христианских эпитафиях первых веков
новой эры можно распознать фрагменты древней молитвы, которую церковь, быть может,
унаследовала от иудейской синагоги и которая сохранилась в религиозной практике до наших
дней[117]. Мы уже слышали эту молитву из уст умирающего Роланда. Она входила в состав молитв,
поручающих Богу душу умершего и остававшихся в католических миссалах вплоть до литургических
реформ папы Павла VI в 60-е гг. нашего столетия[118].

«Избавь, Господи, душу слуги твоего, как ты избавил Еноха и Илию от смерти, общей для всех, как ты
избавил Ноя от потопа, Авраама, выведя его из города Ур, Иова от его страданий, Исаака от рук его
отца Авраама, Лота от содомского пламени, Моисея от руки Фараона, царя Египта, Даниила от
львиного рва, троих еврейских отроков от печи, Сусанну от ложного обвинения, Давида от рук Саула и
Голиафа, святых Петра и Павла от темницы, блаженную деву святую Феклу от трех ужасных мук». Эта
древнейшая христианская молитва за мертвых восходит к известной еврейской молитве в дни поста.
Уже в раннехристианскую эпоху вышеприведенная молитва была так распространена, что первые
христианские резчики камня в Арле вдохновлялись ею при украшении саркофагов.

Как мы видим, — и это уже было отмечено исследователями — молящийся, ссылаясь на библейские
примеры милосердного избавления, говорит не о грешниках, но о самых больших праведниках:
Аврааме, Иове, Данииле, апостолах. Поэтому, когда христианин в эпоху Раннего Средневековья читал,