наполовину врытый в землю; тело, обернутое
куском полотна, но так, что лицо остается открытым,
кладут на саркофаг, с которого снята крышка; те же представители клира несут
книгу, кропильницу,
кропило и курильницу с благовониями, иногда также крест и свечи. По окончании
церемонии тело
опускают внутрь саркофага и накрывают крышкой. Окропление святой водой
предназначается не
только телу умершего, но и месту его упокоения. Еще в раннесредневековой
вестготской литургии
существовали на этот счет специальные молитвы, являвшиеся по существу
экзорцизмом, ибо призваны
были уберечь могилу от происков бесов [143].
Итак, если наша гипотеза правильна,
прижизненное отпущение грехов и благословение умирающего
послужили прообразом аналогичной погребальной церемонии. Окропление святой
водой и курение
благовоний и по сей день остаются непременными атрибутами прощания с покойными.
Хотя
христианство упразднило древний обычай класть в могилу жертвенные предметы для
умиротворения
усопших, тем не менее вплоть до XIII в. в средневековых погребениях можно
обнаружить медальоны-
обереги и керамические курильницы с остатками углей. Помещать рядом с телом в
гробнице или в
могильной яме сосуд со святой водой и курильницу с благовониями предписывал в
XIII в. и литургист
Гийом Дюран де Менд[144].
Эта простейшая погребальная церемония
(отпущение вместе с сопровождавшими его молитвами) была
единственным в то время религиозным вмешательством духовенства в похоронный
ритуал, имевшим
целью освободить усопшего от бремени грехов. Церемонию эту повторяли несколько
раз, как бы желая
с помощью простого повторения сделать ее более действенной. Правда, судя по
литургическим
текстам V-VII вв., существовала уже тогда особая месса для мертвых. Однако
тексты более поздние,
прежде всего рыцарский эпос, показывают, что подобная месса была делом
исключительным, во
всяком случае, ясно, что ее не служили ни над телом умершего, ни во время
погребения.
Другим важным элементом этого древнейшего
ритуала было изъявление скорби. Сам умирающий, как
мы видели, вручал свою душу Богу в совершенной простоте и спокойствии. Но если
смерть была
приручена, то скорбь живых была поистине дикой — или должна была такой
казаться. Едва только
присутствовавшие удостоверялись, что смерть наступила, как вокруг тела умершего
разыгрывались
самые неистовые сцены отчаяния. Увидев, что Оливье мертв, Роланд бросился к
другу, обхватил его
тело, крепко сжал в объятиях и уже не мог от него оторваться. Карл Великий,
явившись в Ронсеваль и
узрев поле роковой битвы, не удержался от слез, а заметив племянника, Роланда,
распростертого на
траве, соскочил с коня, подбежал, обнял бездыханное тело и, сраженный горем,
упал на труп Роланда,
лишившись чувств. Вся его армия, все 100 тыс. французов рыдали и падали без
сознания. Император
обеими руками рвал волосы из знаменитой длинной белой бороды и раздирал свои
одежды. Поэт не
жалеет слов, чтобы передать эту поистине истерическую сцену массового горя и
отчаяния.
И король Артур, когда находит тела павших
рыцарей, ведет себя точно так же, как Карл Великий в
Ронсевале: падает с коня и лишается чувств. Затем он рыдает, всплескивает
руками — ритуальный
жест плакальщиц, — кричит, что не хочет больше жить, когда видит мертвыми
лучших рыцарей своего
линьяжа. Он снимает с одного из погибших шлем, долго всматривается в его
застывшее лицо, целует
его в глаза и в охладевшие уста. Потом бежит к другому, «лежащему и хладному»,
заключает его в
объятия и стискивает так, «что мог бы убить его, если бы тот еще был в живых».
И снова он падал без
чувств, и снова, очнувшись, начинал обнимать и целовать окровавленные тела.
«Знайте, — говорит
автор, — что не было никого, кого не восхитила бы его скорбь».
Было принято на время прерывать эти
изъявления безмерного горя, дабы произнести речь,
исполненную сожалений об умершем, а затем вновь предаваться слезам. Так, Говэн,
увидев, что его
брат мертв, весь задрожал, ноги его подкосились, и он рухнул наземь. Придя в
себя, подбежал к трупу,
сжал в объятиях и расцеловал, но сознание вновь помутилось от скорби, и он без
чувств упал на тело
погибшего. Оплакивая павших в тот день, он так часто терял сознание, что в
конце концов рыцарей
охватил страх при виде того, как он угасал у них на глазах. Герои рыцарских
романов были сами
близки к смерти от скорби по умершим родственникам и друзьям.
Окружению героя подобало вмешаться, чтобы
остановить эти отчаянные изъявления скорби. «Сир
император, — сказал один из пэров Карлу Великому, — не предавайтесь так
безмерно этому горю...»
Рыцари короля Артура решают унести своего государя с поля, где остались тела
его родных, и уложить
его в дальних покоях, вдали от людей, пока мертвые не будут преданы земле.
Однако к подобным
мерам, по-видимому, приходилось прибегать очень редко. Рыданий, обмороков,
отчаянной
