Людям Средневековья было нелегко решиться
спрятать тело умершего в гробу. В этом решении
отнюдь не было стремления к анонимности: во время похорон больших сеньоров,
светских или
церковных, тело, скрытое гробом, заменяла деревянная или восковая статуя, часто
лежащая на
парадной постели (как это было на похоронах французских королей) или на гробе,
как можно видеть на
итальянских надгробиях XV в. Скульпторы добивались как можно большего сходства
этой лежащей
статуи с умершим, для чего, по крайней мере в XV в., снимали с усопшего
посмертную маску.
Лежащие статуи призваны были изображать
умершего, распростертого на постели, с запрокинутой
головой и руками, скрещенными на груди. Нередко после похорон статуи наиболее
досточтимых особ
оставались лежать в церкви, как, например, изображения английских королей после
Эдуарда I в
Вестминстерском аббатстве в Лондоне, где их при необходимости реставрировали
или заменяли
новыми. Эти надгробные статуи, сначала деревянные, а в XVII-XVIII вв. чаще
восковые, продолжали
изготовляться и выставляться в церкви даже после того, как их перестали носить
во время похоронных
процессий. Так, восковые изображения короля Вильгельма III и королевы Марии, скончавшихся
соответственно в 1702 и 1694 гг., были помещены в церкви аббатства лишь в 1725
г., но к ним сразу
начало ходить множество восхищенных посетителей. Впрочем, это были уже статуи
не лежащие, а, как
и статуя королевы Анны, сидящие на тронах.
Отказ от созерцания тела умершего не был
отказом от физической индивидуальности: об этом
свидетельствуют и надгробные статуи, наделенные портретным сходством с
покойным, и
распространенный в Испании обычай изображать усопшего лежащим на постели — на
боковой
стороне деревянного гроба. Отказ от созерцания тела — это было отрицание его
физической, плотской
смерти. Такое отрицание, отталкивание зрелища физической смерти может
показаться странным, когда
речь идет об эпохе расцвета иконографии macabre, увлекавшейся образами
разложения. Но это только
доказывает, что зачастую искусство обнажает то, чего в реальности человек
видеть не хотел или
боялся.
Со временем сам гроб стал объектом такого же
отталкивания, как и мертвое тело, и понадобилось
теперь уже скрывать и прятать гроб. Во время процессии его накрывали куском
драгоценной ткани,
шитой золотом, которую потом, по желанию завещателя, жертвовали церкви, где его
хоронили.
Позднее гроб стали накрывать черной материей,
расшитой символами macabre, или украшенной
гербами покойного или религиозного братства, к которому он принадлежал, или
также его
инициалами.
С распространением в эпоху «второго
Средневековья» обычая выставлять тело для заупокойной мессы
в церкви для гроба стали сооружать особый балдахин, монументальных пропорций,
крытый
расшитыми золотом или шелком тканями, освещенный свечами и факелами. Отсюда был
уже только
один шаг до катафалка, который иезуиты, великие постановщики грандиозных
спектаклей, превратили
в XVII в. в пышные памятники искусства барокко. Но перегруженный украшениями
катафалк был
лишь завершением того долгого пути эволюции, который начался с обычая закрывать
лицо умершего
саваном и прятать тело, завернутое в саван, в деревянный гроб.
Проповедники эпохи Контрреформации могли
сколько угодно внушать слушателям отталкивающие,
мрачные образы смерти, но они никогда не пытались убрать театральный декор,
скрывавший уже
несколько веков от глаз зрителей наготу трупа, некогда столь привычную.
Физическая реальность
смерти оставалась скрытой, но само присутствие мертвых было необходимо церкви и
потому, что
такова была воля завещателей, и потому, что оно облегчало задачу проповедникам,
призывавшим к
покаянию. Мертвые, ожидая погребения, лежали в церкви, но их не было видно: они
были
«представлены» символическими принадлежностями катафалка, вид которого заменил
собой в XVII в.
зрелище трупа. Катафалк мог «представлять» тело умершего и тогда, когда самого
тела уже не было,
например на заупокойных мессах в годовщины смерти. В одном завещании 1559 г.
предусматривается,
что в первую годовщину смерти все внешнее оформление заупокойной службы
останется таким же,
как и в день погребения, только число факелов и свечей на сооружении, куда
ставился гроб,
уменьшится [163].
В европейских государствах после Французской
революции катафалк был секуляризирован, но
сохранен. Украшенный и иллюминированный, мрачно торжественный, он один заменил
собой все
древнейшие образы смерти: отпущение грехов на смертном одре, процессию плакальщиков,
положение во гроб и последнее отпущение и благословение над могилой.
