оплакивают своих младенцев или отпрысков юного возраста. Отец и мать в XVI—XVII вв. все чаще
ощущали потребность увековечить на камне или меди память о потерянном малыше: «Анне
Гастеллериа, которую смерть в раннем детстве вырвала из их глаз, но не из их памяти, родители в
слезах, повинуясь печальному долгу, воздвигли этот памятник. Прожила 6 лет 4 месяца и 14 дней.
Умерла 1 июня 1591 года. Мир живым. Покой усопшим». В церквах Рима и поныне можно найти
немало эпитафий такого рода, относящихся к тому же периоду. Во многих случаях речь идет об очень
молодых людях, не успевших жениться, которым надгробный памятник поставили родители. Во
второй части эпитафии 29-летнему Фламинио Капеллето и его матери, последовавшей за сыном четыре
года спустя, говорится об отце молодого человека, сенаторе города, «лишенном лицезрения
дражайших голов», который и воздвиг памятник в 1604 г.

В большинстве случаев надгробные надписи, как и завещания, не отличаются литературной
оригинальностью и представляют собой сложную смесь личного и условного. Чаще всего в них
используются расхожие формулы. Весьма характерным примером обычной эпитафии, какой она была с

XIII по XVII в., может служить та, которую я обнаружил в маленькой, недавно отреставрированной
церкви в Йорке, на севере Англии. Нетрудно заметить, что человек, поставивший надгробный
памятник, выступает здесь лицом не менее важным, чем сам умерший, и его щедрость торжественно
отмечена: «Лорд Уильям Шеффилд, рыцарь, позаботился воздвигнуть это надгробие на собственные
средства, не из тщеславия, но ради напоминания о нашем смертном состоянии, а также в память моей
дражайшей супруги леди Элизабет, дочери и наследницы Джона Дарнлея из Кикхёрста. Она умерла 31
июля 1633 г. в 55 лет. Покойся в мире». Перестав быть анонимной, будучи затем индустриальной и
биографической, смерть в эпитафиях стала наконец семейной. Но каждый из этих этапов длился очень
долго и полностью не уничтожал предшествующих обычаев.

Типология надгробий

В интересах изложения мы вынуждены были отделить эпитафию от ее материального носителя —
надгробия. Эпитафия в ряде случаев заменяла собой надгробие, и она может рассматриваться отдельно
от него. Но надгробная статуя, олицетворение или портретное изображение умершего, составляла
неотъемлемую часть надгробия как целого и именно поэтому производит столь разочаровывающее
впечатление, представленная в музеях, где она оторвана от архитектуры и от всего, что ее окружает в
месте погребения.

Возвращение в погребальную практику портретного изображения является не менее важным событием
в истории культуры, чем возвращение эпитафии. Но это событие необходимо поместить в контекст
общей эволюции надгробия. Развитие форм надгробий с XI по XVIII в. было подчинено неизменным и
весьма простым требованиям пространственного характера, шла ли речь о надгробиях внутри церкви
или в ее ограде. Формы эти сводятся к трем главным типам. Первый из них можно было бы назвать
надгробием-эпитафией: небольшая табличка, примерно 20-30 см в ширину и 40-50 см в длину,
полностью занятая надписью, без каких-либо иных изображений. Этот тип надгробия имеет особенно
долгую историю, и его и сегодня часто можно обнаружить на внешних и внутренних стенах церквей,
например во французской Каталонии. Иногда такие таблички закрывают собой небольшие ниши с
внешней стороны храма, в которых покоятся высохшие кости умерших, выкопанные из могил и
перенесенные на новое место. Надгробия-эпитафии выходят из всеобщего обихода лишь в конце

XVIII в. Изготовленные из камня или меди таблички различаются от эпохи к эпохе только языком,
стилем и длиной надписи и характером графики. История таких надгробий — это, по существу,
история эпитафий, рассмотренная нами выше.

Два других морфологических типа надгробий будут нас интересовать больше: вертикальные стенные
надгробия и надгробия горизонтальные, лежащие на земле. Именно на надгробиях этих двух типов
вновь появляется портретное изображение усопшего.

Вертикальные стенные надгробия — прямые наследники раннехристианских памятников особо
чтимым лицам, например папам. Это саркофаги, причем в отличие от саркофагов III—IV вв., без