частью системы гарантий для души умершего в загробном мире. Недаром его текст составляется в
стиле завещаний или даже прямо воспроизводит некоторые пассажи оттуда. Наряду с самим
покойным, духовенством прихода и святыми заступниками в число основных персонажей эпитафии
попадает нотариус. Не положение усопшего в земном мире, не заслуги его должны быть увековечены,
но заказанные им на помин души молитвы и службы, оплаченные частью его имущества.

Разумеется, выраженная здесь вера в спасительную силу молитвенного «сокровища церкви» имеет
куда более древнее происхождение. Мы уже видели, как договариваются о взаимной молитвенной
поддержке монашеские общины каролингских аббатств. Но лишь в конце XV в. и особенно в
следующие столетия эта вера опрокидывает препятствия, воздвигнутые перед ней еще более
архаическими верованиями, продолжавшими жить в глубинах устных, фольклорных культур. Эти
архаические верования молчаливо отрицали разделение тела и души и хранили представление о
потустороннем мире как царстве покоя, отдыха, неподвижности. В фундационных табличках,
«надгробиях души», торжествует иная концепция, издавна уже проповедовавшаяся ученой элитой
церкви, но только теперь овладевшая коллективной чувствительностью людей.

Наиболее обычная, распространенная форма памятника, стенная табличка, увековечивающая условия
благочестивых фундаций умершего, — это уже не надгробие тела, а надгробие души. Homo totus и тело
человека отступают в тень безразличия, душа же становится всем человеком, именно ей грозит вечная
погибель, но ее можно выкупить и спасти благодаря точной бухгалтерии молитв и служб. Человек
оказывается свободен настолько, чтобы самому подготовить еще при жизни будущие пути своей
бессмертной души. Завтрашняя участь его души зависит от его сегодняшних поступков, от его знаний
и самообладания, от его предусмотрительности, от распоряжений, сделанных им здесь и сейчас.

Вотивные таблички

В конце XVI в. складывается новый жанр, порожденный народным благочестием: вотивные таблички,
пожертвованные ex voto, по обету, тому или иному святому и помещенные у его алтаря. Сам обычай
приносить жертву божеству в благодарность за помощь, спасение от гибели или исцеление от болезни,
конечно, очень древний и практиковался еще задолго до христианской эры. Мы же говорим о
раскрашенных табличках с именем святого и выражением благодарности за заступничество, которые и
сегодня, точно ковром, покрывают стены некоторых боковых капелл в католических храмах. Связь
этих табличек с надгробной иконографией, которую мы здесь исследуем, заслуживает внимания.

Наиболее ранние из таких табличек ex voto разделены на две части: слева изображен донатор на
коленях, справа явление в облаках его святого покровителя. Позднее добавилась третья сцена: сцена
чуда, описывающая опасность, которой избежал донатор. В XVIII в. эта, третья, часть станет основной.
Чудо остается явлением сверхъестественным, но сверхъестественное сходит с небес на землю.

Нетрудно узнать в этой композиции столь популярную тогда иконографию стенных табличек-
эпитафий с изображением «молящихся» — «надгробий души». Духовная дистанция между таким
надгробием и вотивной табличкой не велика: на одном усопший после смерти возносится в небо, на
другой само небо сходит к человеку, которому грозит беда. Донатор вотивной таблички, по крайней
мере на какое-то время, вовлекается в мир сверхъестественного, где пребывает умерший,
фигурирующий на надгробии-эпитафии.

Случалось и так, что вотивная табличка до некоторой степени сближалась с надгробием и даже
заменяла его. В книге немецкого историка Ленца Крисса Реттенбека воспроизведена вотивная табличка
1767 г., изображающая две колыбели, в каждой из которых лежат двое маленьких детей. Один из них
живой, а трое других держат в руках красные крестики. В углу таблички в молитвенной позе стоят
родители. Можно вообразить себе, что эпидемия поразила всю семью и что только отец, мать и один из
детей выжили. Отсюда эта вотивная табличка: одновременно благодарность живых и молитва за
мертвых.