говорили: «Он стал настоящей анатомией».
Встречается слово anatomic и во французской поэзии эпохи
барокко. Вспомним также глуповатого, но во всем следующего обычаям своего
времени Тома
Диафуаруса в «Мнимом больном» Мольера: он дарит своей невесте Анжелике
анатомический рисунок
и приглашает ее присутствовать на вскрытии. Урок анатомии — частый сюжет
живописи и гравюры
XVII в. — был, подобно защите диссертации, большой публичной церемонией, с
дивертисментами и
прохладительными напитками.
С другой стороны, сборники анатомических
таблиц отнюдь не были тогда чисто техническим
пособием, предназначенным лишь для специалистов, но входили в число книг,
особенно ценимых
библиофилами. Как отмечает А.Шастель, «эти таблицы в своей композиции часто
вдохновляются
знаменитыми картинами или скульптурами: скелеты и изображения людей без кожи
принимают позы
героев Рафаэля, Микеланджело или античных мастеров». Эти изображения
представляют собой, кроме
того, «суетности», подобные тем, которые мы рассмотрели в предыдущей главе.
Анатомические
рисунки представлены в морализирующем контексте, продолжает Шастель, и снабжены
соответствующими нравоучительными подписями. Мы видим в этих сборниках,
например,
изображение скелета, пребывающего в задумчивости перед человеческим черепом,
или скелета-
могилыцика, опершегося на свою лопату.
Наконец, урок анатомии, запечатленный в
живописи или гравюре, давал прекрасный предлог для
создания группового портрета, сменив в этой функции прежнюю религиозную сцену с
участием
донаторов. Это еще один знак того, что телесное приходит на смену духовному.
Обстановка
анатомического кабинета и сила чувства, побуждающего всех присутствующих
размышлять о
причудливом строении человеческого организма и о мистерии жизни, придавали
такому групповому
портрету стройность и единство.
Частные вскрытия и
гробокопатели
В XVIII в. слышалось немало жалоб на то, что
молодым хирургам не удавалось найти для своих
штудий достаточного количества мертвых тел — из-за конкуренции со стороны лиц,
производивших
частные вскрытия, не имевшие отношения к профессиональной подготовке врачей.
Резекция стала
модным искусством. Богатый человек, не лишенный интереса к разным явлениям
природы, мог иметь
в своем доме как химическую лабораторию, так и частный анатомический кабинет.
Многие семьи
использовали трупы своих умерших для собственного просвещения или для
удовлетворения
любопытства. Об этом свидетельствуют и некоторые пассажи в завещаниях, и статья
«Труп» в
«Энциклопедии», и другие тексты.
Представление о таких частных вскрытиях дает,
например, весьма целомудренный роман маркиза де
Сада «Маркиза де Ганж» (1813). Маркиза была похищена друзьями ее мужа и
содержалась под
охраной в покоях старинного замка. Как-то ночью, «при слабых лучах бледной
луны», она проникла
через приоткрытую дверцу в небольшой кабинет. «Но какой же чудовищный предмет
представляется
ее взорам! Она видит на столе вскрытый труп, почти полностью разрезанный, над
которым только что
работал хирург замка, чьей лабораторией и было это помещение». Хирург отправился
спать, отложив
на следующий день завершение своей работы[268].
Такой частный анатомический кабинет мог иметь
всякий просвещенный и богатый любитель природы.
Обычай этот восходит к Италии XVI в.: так, по крайней мере, можно понять из
«Диалогов о жизни и
смерти» Инноченцио Рингьери (1550), где Смерть высказывает свое заветное
желание — пробраться «в
комнату этих людей, которые практикуют анатомию мертвого тела и связывают
вместе остаток костей,
чтобы украсить свое жилище». Смерть хотела бы «облачиться в эти кости,
разбудить их посреди ночи
и ужаснуть их, дабы они навсегда отказались от привычки носить к себе в дом
останки с кладбищ, эти
трофеи моих побед»[269]. От Триумфа Смерти — к анатомическому кабинету!