страх быть похороненным заживо, очнуться от долгого сна на дне могилы. Врач не преувеличивал.
Беспокойство проявилось первоначально в середине XVII в. в завещаниях. В «Историях и разысканиях
о древностях Парижа» (1724) А.Соваль приводит старый анекдот о некоем студенте из Фрисландии,
похороненном в Париже на кладбище Сен-Сюльпис. Через некоторое время у его надгробной статуи
отвалилась рука, и близкие покойного стали думать, что что-то произошло и под землей. Могилу
разрыли и с ужасом увидели, что мертвец съел свою руку. Для современников Соваля это, безусловно,
была история о человеке, похороненном заживо [28 8].

XVIII-XIX вв.: нарастание страха

Но только в первой половине XVIII в. этим вопросом занялись врачи, оповестившие вскоре общество
об одной из серьезных опасностей. Были заботливо собраны все старые данные о «чудесах мертвецов»,
о криках, раздававшихся из могил, о трупах, поедавших собственные части тела. Все сразу нашло
объяснение в свете того, что было известно о мнимой, кажущейся смерти. Объяснение получили и
такие древние погребальные ритуалы, как conclamatio — троекратное окликание умершего по имени,
обмывание и одевание покойника, выставление тела на всеобщее обозрение, громогласное
оплакивание усопшего и молитвенное бдение над ним, выжидание в течение нескольких дней, прежде
чем предать тело земле или кремировать. Все это было понято как меры предосторожности,
призванные уберечь от погребения человека заживо.

В эпоху, когда датский анатом Якоб Бенигнус Винслов писал свою диссертацию о ненадежности
признаков смерти и о слишком поспешных захоронениях и бальзамированиях, изданную в Париже в
1740 г. по-латыни, а через два года пофранцузски, многие из этих обычаев еще продолжали
существовать, в частности обычай нанимать плакальщиц. Можно добавить, что conclamatio
практиковалось даже в начале нашего столетия: в 1910 г. на железнодорожной станции, где уходил из
жизни Лев Толстой, врач трижды окликнул его, прежде чем констатировать смерть. Еще сегодня
протокол Ватикана требует, чтобы у смертного одра папы было трижды громко произнесено его имя,
полученное им при крещении. Однако некоторые античные обычаи, также являвшиеся, в сущности,
мерами предосторожности, были в течение веков под давлением христианской церкви оставлены и
забыты, и именно на христианство Винслов возлагает вину за подобную беспечность в отношении тех,
кого сочли умершими. Датский анатом знал, о чем пишет: он сам в детстве и юности дважды чудом
уберегся от чрезмерно поспешных врачей и могильщиков.

Случаев неосторожности и небрежности властей, руководивших погребением, и прежде всего
духовенства, рассказывалось в ту пору множество, часто весьма драматичных. Самыми легкими были
случаи «воскресения» во время перенесения тела в церковь или на кладбище. Винслов сообщает о
дочери одного ремесленника, которую сочли мертвой и понесли на кладбище — лежа на носилках,
«она, к счастью, подала признаки жизни». Другой мнимый мертвец, некий носильщик, очнулся уже в
братской могиле, куда его сбросили вместе с умершими в местной больнице. Глубокой ночью ему
удалось разорвать свой саван, выбраться на поверхность и постучать в будку кладбищенского сторожа.
Сторож отпер ему ворота, и он возвратился к себе домой. В некоторых из таких историй находилось
место и для юмора. Так, когда парижский хирург господин Шевалье заснул однажды таким глубоким
сном, что не подавал никаких признаков жизни, его принялись трясти, окликать по имени, но все
безуспешно. Тогда кто-то вспомнил, что доктор был азартным картежником, и, подойдя к его постели,
громко произнес несколько карточных терминов. И тут же больной очнулся от летаргии и вскочил с
постели.

Но в скольких случаях мнимоумершего все же успевали похоронить! Иногда счастливый случай
помогал живым вовремя заметить свою ошибку и спасти несчастного, запертого в гробу. В Тулузе
одного паломника сочли умершим, уложили в гроб и поместили до похорон в часовне погребального
братства. На следующий день одна женщина пришла молиться в ту же часовню, и ей показалось, что
она слышит какое-то шевеление в гробу. Ужаснувшись, она поспешила позвать священника. Поначалу
ее приняли за юродивую, но, так как она упорно продолжала утверждать, что слышала нечто,
доносившееся из гроба, гроб открыли и нашли умершего еще живым. Ему тут же оказали первую