Ультракатолический мистицизм, скажут некоторые. Болезненные фантазии женщин, находящихся
целиком под влиянием священников, в экзальтированном климате реакционной посленаполеоновской
Европы. Однако те же весьма экзальтированные чувства, хотя и несколько иначе выраженные, мы
найдем в ту же эпоху в совершенно других социальных и культурных условиях. Семья
многочисленная, как де Ла Ферронэ, но бедная, протестантская, даже методистская, очень враждебная
«папизму» и всему французскому, семья сельских пасторов в глубинке графства Йоркшир, где они
каждый день видят лишь викариев да слуг. Как и де Ла Ферронэ, Бронте много читали и писали, но
если бесчисленные дневники и письма французского аристократического семейства никак не отмечены
в истории литературы, то вышедшие в 1847 г. «Грозовые высоты» Эмили Бронте — шедевр, а «Джейн
Эйр» ее сестры Шарлотты —увлекательная человеческая повесть. В 1974 г., слушая замечательные
радиопередачи Раймона и Элен Беллур во «Франс-кюльтюр», я был поражен сходством в суждениях о
смерти между сестрами Бронте и семьей де Ла Ферронэ, хотя у первых, во всяком случае у Эмили,
было гораздо больше таланта. Это сближение внушает мысль о существовании разлитого в самой
эпохе спонтанного и глубокого переживания, готового, впрочем, стать банальным общим местом.

Творчество сестер Бронте позволяет нам пойти дальше обстоятельств их семейной жизни, увидеть
подводную часть айсберга. Упомянем лишь, что, как и у де Ла Ферронэ, жизнь семейства Бронте была
сплошной чередой смертей от туберкулеза. Старшая сестра, Мария, еще девочкой заменившая им
покойную мать, не успела даже окончить школу, и трагическую память о ней сестры хранили всю
жизнь. Это, несомненно, она таинственно стучала в окно Эмили зимними ночами, как тот белый
призрак в «Грозовых высотах», напугавший приезжего иностранца. Шарлотта же Бронте, со своей
стороны, думала о Марии, описывая в «Джейн Эйр» смерть Хелен Берне, 14-летней пансионерки
закрытой школы. Девушка умирает от чахотки, медленно ее сжигающей. Никому и в голову не
приходит поручить ее заботам врача — его вызывают лишь тогда, когда наступает уже кризис.
Однажды школу захватывает эпидемия тифа, и тут особенно виден контраст между неистовой
вспышкой тифа у многих учениц и затяжным, медленным течением фатального недуга Хелен.

Состояние ее ухудшается, и ее изолируют в комнате директрисы и от тифозных, и от здоровых
школьниц.

Как-то раз Джейн Эйр, одноклассница и подруга Хелен, спрашивает сиделку, ухаживающую за
умирающей: «Что сказал врач?» Та отвечает без привычной нам и ожидаемой сегодня в таких случаях
осторожности: «Сказал, что она не долго будет здесь оставаться». Джейн Эйр понимает: Хелен скоро
умрет. Джейн хочет проститься с ней: «Я хотела поцеловать ее перед смертью». Но время торопит, а в
комнату умирающей входить запрещено. Джейн встает ночью, когда все школьницы спят, одевается и
проскальзывает туда, где лежит бедная Хелен и где, на счастье, сиделка как раз уснула. Описываемая
далее сцена заставляет вспомнить чувства умирающих в семье де Ла Ферронэ: «— Я пришла вас
повидать, Хелен. Я слышала, что вы больны, и не могла спать, не поговорив с вами.

—    Вы пришли проститься со мной! Что ж, вы, несомненно, пришли вовремя.

—    Куда вы уходите, Хелен? Вы вернетесь домой?

—    Да, в свой дальний дом, в свой последний дом.

—    Нет, нет, Хелен!» Ужасный приступ кашля прервал разговор. Затем Хелен, заметив, что Джейн
стоит босыми ногами на холодном полу, предложила ей забраться к ней под одеяло. «Так я и сделала.
Она обвила меня руками, и я прильнула к ней. После долгого молчания она продолжила шепотом: — Я
счастлива, Джейн. Когда вы узнаете о моей смерти, будьте спокойны, не плачьте. Жалеть не о чем. Мы
все умрем однажды, а болезнь, которая меня уносит, не мучительна. Она мягка и медленна. Душа моя
отдыхает. Я не оставляю никого, кто бы должен был плакать обо мне. У меня есть только отец, он
женился во второй раз и не станет обо мне сожалеть. Умирая юной, я избегу многих страданий. У меня
нет ни одного качества или таланта, которые нужны, чтобы преуспеть в мире. Я делала бы все не так,
как надо.

— Но куда вы идете, Хелен? Можете ли вы видеть, знать, куда вы идете?