— Я верую, у меня есть вера, я верую в Бога.

—    Но где Бог? Кто Бог?

—    Создатель мой и ваш, и Он никогда не разрушит то, что создал. Я полагаюсь только на Него, я
предаю себя Его власти. Его милосердию. Я считаю часы, отделяющие меня от главной минуты, когда
я буду отдана Ему, а Он будет дан мне.

—    Значит, вы уверены, Хелен, что существует такое место, как небо, куда мы пойдем, когда умрем?

—    Я уверена, что существует будущая жизнь. Я верую в доброту Божью. Я могу отдать Ему
бессмертную часть себя самой, не боясь обмануться. Бог мой Отец, мой друг. Я люблю Его. Я верую,
что Он меня любит.

—    Так я еще увижу вас, Хелен, когда умру?

—    Вы тоже придете в ту же блаженную страну. Вы будете приняты Отцом всемогущим. Господином
Мира, это точно, дорогая Джейн».

Мы видим в этом диалоге несколько важных идей и чувств той эпохи. Умирать одинокой было
истинным утешением, ибо если смерть в то время казалась мучительной, то не потому, что лишала
наслаждений и благ земной жизни, как полагали люди Средневековья, а потому, что разлучала с теми,
кто дорог сердцу. Католическая или англиканская вера в спасение души не оставляла места для ада, и
потому и де Ла Ферронэ, и герои романов сестер Бронте умирают со спокойной уверенностью в
будущем своей бессмертной души, противопоставляемой бренному, обреченному на разложение телу.
Но смерть стала означать невыносимую разлуку, поэтому капитальный вопрос эпохи — встретятся ли
после смерти любящие сердца. При всех различиях формулировок и члены семьи де Ла Ферронэ, и
Хелен Берне выражают одну и ту же мысль: небо есть место встреч, где люди вновь обретают друг
друга.

«Я сжала Хелен в своих объятиях. Она казалась мне дороже, чем когда-либо прежде. Я чувствовала,
что не могу ее отпустить. Я положила голову ей на плечо. Тут она сказала: — Как мне хорошо!
Последний приступ кашля меня немного утомил. А теперь я чувствую себя так, будто засыпаю. Не
оставляйте меня, Джейн. Я люблю, чтобы вы были со мной.

—    Я останусь с вами, Хелен. Никто не разлучит меня с вами.

—    Вам тепло, дорогая?

-Да.

—    Доброй ночи, Джейн.

—    Доброй ночи, Хелен.

Она поцеловала меня, и мы вместе уснули». Наутро директриса застала Джейн в постели Хелен:
«Положив голову на ее плечо, я спала, а Хелен была мертва» [300]. Никакой большой публичной
литургии, как у де Ла Ферронэ. У Бронте смерть почти незаметна, но умирающий не один в свой
смертный час: настоящая дружба заменяет толпу родственников, приятелей, священников. Последние
слова идут из глубины сердца.

Смерть Эдгара Линтона в «Грозовых высотах» ближе к французскому романтическому типу, но также
более скромна. Как и Шарлотта, Эмили Бронте не наполняет комнату своего умирающего героя
десятком людей, близких и посторонних. Эти писательницы-англичанки предпочитают интимность
большой, исключительной дружбы и любви. Задолго до смерти Линтон уже знает, что умрет, и все в
доме это знают. Его дочь Кэтрин может наконец ускользнуть от жестокого мужа, чтобы побыть с
отцом в его последние минуты. «Он смотрел на дочь со страстью, его глаза, которые экстаз, казалось,