искусства. Смерть начинает прятаться,
несмотря на видимую публичность, которой она окружена:
похороны, траур, посещение кладбища. Смерть прячется за красотой.
И в христианских доктринах, и в обыденной
жизни людей прошлых времен смерть рассматривалась
как проявление Зла, проникшего в мир и неотделимого от человеческой жизни. У
христиан смерть
была моментом трагической ориентации между небом и адом. В XIX в. в ад — самое
банальное
выражение Зла — едва ли еще верят. О нем лишь говорят, чтобы сохранять
видимость веры. Так, де Ла
Ферронэ были бы искренне возмущены, если бы им сказали, что они не верят в ад.
Они и вправду
верили, что существует некое далекое место, предназначенное для величайших
преступников, не
облегчивших свою участь покаянием, для безбожников, для еретиков. Поэтому
Альбер де Ла Ферронэ
и хотел в свои последние минуты отдалить жену от ее матери-лютеранки. Все, что
еще оставалось от
веры в ад, было наследием инквизиции.
В XVII в. даже святой страшился ада, как бы
велики ни были его вера и добродетель, в своих
медитациях он непрестанно воображал себе адские муки. Для благочестивого
христианина XIX в. ад —
догма, взятая из катехизиса, но чуждая его миру чувств. Вместе с адом уходит
часть самого Зла. Другая
его часть остается: земные страдания, несправедливость, несчастье, но Хелен
Берне, героиня
Шарлотты Бронте, убеждена, что это остаточное Зло связано с плотью и вместе с
плотью исчезнет
после ее смерти. В мире потустороннем, в мире духов, Зла больше нет, и
потому-то смерть так
желанна. Недаром Шарль Бодлер воспевает «смерть утешающую», «цель жизни и
единственную
надежду», пьянящую подобно эликсиру и заставляющую сердце сильнее биться.
Конец ада — первый большой этап отступления
Зла — не означает смерти Бога. Романтики часто были
пламенно верующими. Но, как смерть прячется за красотой, библейский Бог
принимает часто вид
Природы. Ведь смерть — это не только расставание с другим человеком, но и,
пусть и не всеми
осознаваемое, чудесное приближение к неизмеримому, мистическое приобщение к
источникам бытия,
к космической бесконечности. Романтизм был, несомненно, реакцией на
просветительскую
философию XVIII в. Тем не менее его Бог унаследовал кое-что от деизма
просветителей, смешиваясь с
вездесущей Природой, где все гибнет и вновь воссоздается. Не только у
интеллектуалов и эстетов
образы смерти сопрягаются с образами бесконечности: морем, бескрайней равниной.
В самых разных
семьях умирающие дети говорят, что видят перед собой морскую гладь или ровную и
безбрежную
песчаную даль.
Глава 11. Визит на кладбище
Мы знаем античность в значительной мере
благодаря надгробиям и предметам, найденным в
погребениях. И чем эпоха отдаленнее, тем большую роль в ее изучении играют
погребения. Таков
отбор, производимый неумолимым временем: люди, настилая один культурный слой на
другой,
стирают следы своих предшественников, но оставляют — в стороне от себя,
наполовину оскверненные
— могилы. В нашем видении древних обществ
место кладбищ или того, что их заменяло, особенно
велико.
Мы уже видели, как в средние века роль
кладбищ уменьшилась или даже сошла на нет: могилы жмутся
к стенам церкви или проникают в ее интерьер. Обширные скопления надгробных
памятников, какими
были кладбища древних римлян, исчезли из топографии средневекового города. Лишь
постепенно
вновь появляются немногочисленные видимые надгробия. Цивилизации, относящиеся к
эпохе
Средневековья и началу Нового времени, никак нельзя назвать кладбищенскими: ни
пространства, ни
видимой обстановки они своим мертвым не предоставляли. В наших знаниях и
исторических
интерпретациях этого периода документы, касающиеся некрополей и погребений,
занимают самое
незначительное место.
С XVII в., но особенно с начала XIX в.
кладбище возвращается в топографию европейского города.
Пролетая "ад современными городами и даже деревнями, видишь обширные
зеленые пятна —
кладбища. Разумеется, они Уже не являются воспроизведением под землей мира
живых, как это было в
античных обществах, но и сегодня мы ощущаем, что наше кладбище имеет
определенный смысл.
Средневековый пейзаж был организован вокруг колоколен. Более урбанизированный
пейзаж XIX —
начала XX в. стремится придать ту роль, которую прежде играли колокольни,
кладбищам с их
импозантными надгробными памятниками. Кладбище стало (и остается?) знаком
культуры. Как
объяснить это возвращение кладбища и что оно значит?