«счастливым индустриализмом». Он обеспокоен слишком быстрым развитием городов, особенно
Парижа. Растущий урбанизм чреват, по мнению Лаффитта, забвением традиций жизни сообща. Он
пишет о «безнравственности» современного ему гигантского города, где в центре живут богатые, а на
окраинах бедняки. Все это подрывает чувство преемственности, воплощением которого являются
кладбища. Позитивисты ясно видят связь между перестройкой, модернизацией Парижа и
возникновением проблемы парижских кладбищ. Инженер Шардуйе идет еще дальше, устанавливая
связь между этими двумя явлениями и новым пониманием счастья. Для его эпохи этот анализ был,
конечно, преждевременным, но не был ли инженер провидцем? Разговоры о том, будто кладбища
служат источником заразы, лишь предлог. Настоящая причина, почему хотят удалить кладбища из
города, в другом: «зрелище смерти навевает печаль», «в жизни, исполненной счастливого
индустриализма, нет времени заниматься умершими». Но дело еще можно поправить: «Мы надеемся,
что (...) соображения совершенного материального благосостояния нынешнего индустриализма
уступят первенство моральному прогрессу (...), который все мы обретаем в культе наших почитаемых
умерших».

Как практический вывод из этих идей, Лаффитт направил 29 мая 1881 г. обращение к парижскому
муниципалитету, изложив сжато позитивистскую теорию семейной и гражданской религии мертвых.

Группа последователей Конта, подписавшая это обращение, убеждала городские власти окончательно
отвергнуть проект перенесения кладбищ из Парижа в Мери-сюр-Уаз и «заклинала представителей
интересов города сохранить ему его места погребения»

В этой борьбе против, как мы сказали бы сегодня, администраторов-технократов на сторону
позитивистов объективно встали и католики. По словам Лаффитта, теперь католическое духовенство,
глубже познав человеческую натуру» из чисто гуманных побуждений защищает право парижан иметь
кладбища и своих умерших в самом городе.

Католики в это время действительно восприняли культ мертвых, отстаивая его, как если бы это был
изначальный, традиционный аспект их доктрины. Руководители католического «Дела погребений»,
уже существовавшего к 1864 г. и ставившего себе целью помогать семьям хоронить умерших,
оплачивать кладбищенские концессии и поддерживать могилы, указывали, что «погребение мертвых и
заботу о могилах религия относит к числу самых похвальных деяний».

Культ могил рассматривается отныне в католических кругах как элемент христианского учения. Для
христианина «утешительно видеть, какой религиозной заботой окружают цивилизованные народы
прах умерших»[345]. В культе могил также проявляется присущее христианской религии уважение к
человеческой жизни, аргументируют католические авторы. Церковь во второй половине XIX в.
христианизирует культ, который прежде был ей скорее чужд, подобно тому как в Раннем
Средневековье она ассимилировала многие языческие культы. В XIX в. она делает это столь же
стихийно, демонстрируя тем самым, что еще отнюдь не утратила способности создавать мифы и верить
в них.

В своей книге «Кладбище в XIX в.», не датированной, но вышедшей из печати около 1880 г., епископ
Ж.Гом пытается представить дело так, будто католическая церковь изначально поощряла погребение
умерших в церквах и часовнях. О канонических запретах хоронить внутри церквей он даже не
упоминает. Если же места в храмах не хватало, продолжает он, церковь всегда стремилась к тому,
чтобы захоронения производились как можно ближе к сакральным постройкам. Благочестивое
отношение к местам упокоения усопших отличало, по его словам, церковь на протяжении всего
Средневековья и вплоть до XVIII в. «Только в последнем столетии началась война против кладбищ.
Детища своего языческого воспитания, софисты этой постыдной эпохи стали с громкими криками
требовать, чтобы кладбища были удалены от мест обитания живых. При этом прикрывались маской
заботы об общественном здоровье». Речь идет, разумеется, о философах века Просвещения и
вдохновленных ими реформаторах XVIII в. «Удаление кладбищ было хорошим способом быстро
заглушить чувство сыновнего благочестия в отношении мертвых. (...) Отделить кладбище от церкви
значило разрушить одну из самых прекрасных и благотворных гармоний, какие может установить
религия. В маленьком пространстве оказывались соединены три Церкви: Церковь неба. Церковь земли.
Церковь чистилища, какой трогательный урок братства!»

С принятием декрета 23 прериаля, замечает монсеньер Г ом, «одним росчерком пера языческий дух
упразднил вековой обычай». Далее молчаливо предполагается. Что постепенно прежнее благочестивое