отношение к кладбищам восстановилось. Но
новый проект с его идеей удалить кладбище на десять лье
от столицы и перевозить мертвых к месту погребения по железной дороге есть
пагубная затея
франкмасонов. Кладбище становится в XIX в. полем ожесточенной борьбы между
христианством и
сатанизмом. Революционеры, философы, масоны «попирают ногами все, что есть
самого священного,
самого трогательного и нравственного не только у христианина, но и у самих
язычников. Во что
превратится культ предков, сыновнее благочестие в отношении умерших, если для
того, чтобы пойти
помолиться на их могилах, нужно будет предпринимать целое путешествие?»
Церковь примиряется с кладбищами, даже
обмирщенными. «Реабилитируем наши кладбища», даже
если они уже не освящены, как предписывает церковь. Чем больше враги
христианства пытаются
отдалить от верующих их кладбища, тем с большим усердием подобает молиться на
любой могиле,
украшать ее, умножать число посещений, «дабы протестовать против забвения,
которое нам хотят
навязать»[346]. Борьба церкви с атеизмом и секуляризацией сливается с борьбой
против забвения
умерших, культ которых присущ всему обществу XIX в. До сих пор мы черпали все
примеры лишь в
истории Парижа. Но такова же была ситуация, например, и в Марселе, где, как
показывает
исследование Р.Бертрана по истории марсельских кладбищ этого периода, «место
ужаса в XVIII в.
стало менее века спустя предметом гордости и почитания» [347].
Памятники погибшим
До сих пор мы, как и современники этих
событий, выделяли частный, семейный аспект культа
мертвых. Однако он изначально имел и другой аспект: национальный,
патриотический. Уже первые
проекты новых кладбищ в 60 — 70-х гг. XVIII в. претендовали, как мы помним, на
то, чтобы создать
образ всего общественного организма, представить на всеобщее обозрение
виднейших лиц города или
государства. Ту же идею восприняли революционеры 1789 г.: парижское аббатство
Сент-Женевьев
должно было стать Пантеоном национальной славы Франции. В первой половине XIX
в. частный
аспект культа мертвых, мне кажется, возобладал, но его коллективная,
гражданственная функция также
отнюдь не игнорировалась.
С небывалой эмоциональной силой — чего
никогда не было в случае Пантеона, если не считать
похорон там Жан-Поля Марата, — этот второй аспект проявился в надгробиях
солдат, павших на
войне. В прежние времена их участь была совсем не завидной. Офицеров хоронили в
церкви
поблизости от поля битвы или отвозили в семейную часовню, где пространная
эпитафия должна была
увековечить их воинскую доблесть. Так, в больничной капелле в Лилле сохранился
перечень офицеров,
умерших там от ран в XVII в.: это был уже мемориал, отвечавший чувству чести,
формировавшемуся
тогда в воинской среде. Солдат же зарывали прямо на месте, после того как
снимали с них
обмундирование и отбирали все личное имущество. От захоронения на свалке эта
церемония
отличалась только коллективным отпущением грехов, совершавшимся весьма небрежно
и поспешно. В
городе Грасс в музее хранится гуашь XVIII в., представляющая сцену такого погребения
убитых после
сражения.
Правда, были в истории попытки воздать
почести павшим солдатам на месте их гибели. Самый ранний
пример несколько двусмыслен: в январе 1477 г. герцог Лотарингский воздвиг близ
Нанси на месте
гибели своего противника Карла Смелого и его воинов-бургундцев часовню
Нотр-Дам-де-Бон-Секур,
ведь именно Божья Матерь освободила Нанси от врагов. Уже вскоре часовня стала
для жителей
Лотарингии местом паломничества. Она призвана была увековечить скорее место
победы, чем
погребения павших. Столь же быстро популярный культ Богоматери милосердия
вытеснил из памяти
живых память о погибших там воинах.
Почти 400 лет спустя, еще во время войн
Наполеона III, тела павших солдат предавались земле с тем
же торопливым безразличием, что и в средние века. Тех, кого не увезли в другое
место их товарищи
или не забрала тут же семья, зарывали в братских могилах прямо на поле брани, и
эти массовые
захоронения вызывали такие же опасения с точки зрения общественной гигиены, что
и старинные
парижские кладбища на исходе XVIII в. В изданной в 1881 г. в Париже книге
доктора Ф. Мартэна