|
Англией, большей частью Франции и всеми землями Уэльса правила нормандская
династия (заметим, что Вильгельм Завоеватель был всего только герцогом,
к тому же внебрачным сыном дочери бочара). Ей нужен был миф, привлекающий
симпатии общества, Артур же, кроме всего прочего, был хорош тем, что изначально
являлся героем досаксонской эпохи и во многих легендах изображался как
борец против саксонских завоеваний. Подвергшийся определенной обработке
образ короля Артура был вполне пригоден для популяризации.
Аналогичная ситуация возникла и в Бретани. В X веке эта область подверглась
вторжению норманнов, однако ей удалось сохранить независимость, а ее герцогу
- власть вплоть до 1148 года, когда Плантагенет Жоффруа Анжуйский начал
новый приступ. Следующий Жоффруа, сын английского короля Генриха II, женился
на Констанции Бретанской, и ему пришлось долго бороться, прежде чем он
сумел утвердить свои права на герцогство Бретань. Именно в это время с
необычайной быстротой распространяется легенда о том, что Артур не умер,
как простые смертные.
В 1187 году у Жоффруа и Констанции родился сын, которого крестили Артуром
с явным намерением растрогать бретонцев (точно так же поступил позже Эдуард
I, провозгласив своего новорожденного сына принцем Уэльским). Буквально
через два года после рождения Артура Бретонского была «обнаружена» могила
Артура в Гластонберийском монастыре. Это была очередная попытка правящего
класса из Нормандии подорвать веру народа в чудесное спасение Артура,
сохранив в то же время определенные черты его культа, которые отвечали
интересам Плантагенетов; впрочем, подобные попытки никогда не удавались.
Нормандское завоевание Англии стимулировало социальное разграничение,
происходившее повсеместно. К XII столетию завершилась эпоха переселений
и завоеваний, и жизнь, по крайней мере правящего слоя, стала более спокойной,
безопасной и изысканной. Этот новый правящий слой нуждался в новой этике,
новом кодексе манер и норм поведения, а также в новой идее, которая подчеркнула
бы его резкий отход от народных масс, чья жизнь изменилась в значительно
меньшей степени. Идеи рыцарства становились как бы цементом, скрепляющим
среду правящей элиты.
Воин превращался в рыцаря; войну, которой не требовалось никаких оправданий
в «героический век», теперь стало нужно объяснять какими-то нравственными
соображениями. Таким образом, военный отряд, объединенный ранее родственными
началами, отныне держался на личной преданности военачальнику. И сам этот
отряд можно рассматривать как переходную форму; он был связующим звеном
между родовой группой и феодалом с его вассалами. По мере развития феодального
общества война утрачивала свое значение как источник наживы. Основным
ее двигателем стала постоянная эксплуатация крестьян.
Можно проследить и соответствующую перемену в отношении к самой войне.
Раньше воин сражался за добычу, и ему не приходилось оправдываться. Рыцарь
же должен, хотя бы для вида, прикрывать свою воинственность христианолюбием.
Он не просто сражается, но бьется за справедливость, за честь, за свою
возлюбленную или за христианский мир. Именно в эти столетия артуровский
цикл претерпевает многочисленные переработки и изменения, отражая трансформирующееся
соотношение старых и новых сил. Ведь, хотя феодализм и был новой эрой,
он вел свое происхождение от предшествующей ему исторической эпохи и в
течение длительного времени сохранял ее черты.
Расцвет артуровского цикла пришелся на период, последовавший сразу же
после окончания «героического века». Прежние темы, древние представления
устарели, но полностью забыты не были. И образ Артура сохраняет отдельные
свои черты и в новое время, хотя и трансформируется в духе идей XII века.
Говоря о причинах, повлиявших на формирование и эволюцию мифов об Артуре,
нельзя упускать из виду и то, что в V веке, примерно в одно время с возникновением
этих сказаний, на Британских островах утверждается христианство. Причем
кельты принимают его вполне безболезненно. Как пишет С.В.Шкунаев: «В Ирландии
имел место не разрыв, а сращивание, правда, очень своеобразное, двух традиций,
наследие древнейшей из которых вписалось в систему новоявившейся, было
урезано и преображено, но не отвержено и проклято»35. В частности, Бригита
- одна из наиболее почитаемых языческих богинь - с приходом христианства
становится святой, не меняя при этом ни имени, ни своих древних функций,
и занимает свое место в христианском культе не менее прочно, чем в языческом
пантеоне.И это не единственный случай.
Есть основания полагать, что христианская церковь у кельтских народов во многом наследовала модель системы друидов. Так, «большинство ирландских монастырей располагались на племенных границах, то есть там же, где находились священные места и центры друидов, как хорошо известно, имевшие общенациональный надплеменной характер. Система связей ирландских монастырей между собой также напоминает организацию касты друидов»36.
Таким образом, мы видим, что в дошедших до нас мифах об Артуре нашли свое отражение различные социокультурные пласты, анализ которых поможет понять особенности рассматриваемой эпохи.
Попробуем проследить в хронологической последовательности, как же формировалась Артуриана.
Исходные
посылки формирования мифов об Артуре
Кельтский элемент в артуровских легендах - древнейший и наиболее значительный.
Кельтская цивилизация уже к началу нашей эры распалась на несколько автономных
ветвей, между которыми существовал, конечно, постоянный обмен, у них были
общие истоки, но пути и судьбы разные, как и вклад в формирование артуровских
легенд. Немаловажным являлось и то, что у многих кельтских племен существовал
запрет на запись сакральных и литературных текстов. Когда этот запрет
был снят, а точнее, забыт, записанными оказались лишь самые поздние версии
кельтских легенд и преданий.
* * * |
