|
Ярким примером ренессансного рыцарского романа является «Неистовый Роланд»
Лудовико Ариосто. Как замечает Д.Е.Михальчи: «Главным героем... он сделал...
образцового рыцаря в гуманистическом понимании, неизменного покровителя
угнетенных, борца за справедливость; в его лице воплощены в преобразованном
виде идеальные качества, которыми обладали герои лучших испанских романов
об Амадисе Галльском...»77. В этом произведении под эгидой «рыцарства»
находит выражение возрожденческий миф о гуманизме.
Если для менталитета средневекового человека ключевым является понятие
Бога (вспомним роль Грааля в классической Артуриане), то в эпоху Ренессанса
на первый план выходит идея антропоцентризма и миф о всесилии человеческого
разума (безумие Роланда лишает его абсолютно всех качеств, которыми он
обладал, но когда Астольфо исцеляет друга, рыцарь становится «еще более
умен и мужествен»).
В произведении Ариосто, сюжетной канвой, казалось бы, никак не связанном
с артуровскими сказаниями, в одной из первых глав появляется Мерлин, пророчествующий
Брадаманте о ее будущем; причем то, как о нем говорится, предполагает,
что его история общеизвестна: «Это древний памятный грот Мерлина, о котором,
верно, ты слыхивала»78.
Вообще, хотя рыцарские романы эпохи Возрождения по большей части уже не
используют сюжетные линии артуровского цикла, имя Артура и его сотоварищей,
видимо, знакомо всем. Ф.Петрарка в трактате «О средствах против всякой
судьбы», оговариваясь, что это сказка, но не сомневаясь в том, что всем
известно ее происхождение, упоминает Артура. Таким образом, у героев данного
цикла появляется новое значение - Мерлин из советника короля Артура становится
добрым волшебником (чуть не святым), прорицающим и помогающим достойным;
имена Артура и его рыцарей приобретают символическое звучание.
На этом этапе мифологичность артуровского цикла теряет свое значение;
Круглый Стол и связанные с ним люди и события приобретают статус символа.
В отличие от мифа, символ не создает картины мира и ничего не объясняет;
скорее он является комплексом представлений, связанных с тем или иным
понятием. А.Ф.Лосев пишет, что «...он в скрытой форме содержит в себе
все вообще возможные проявления вещи»79. При этом мы не можем однозначно
сказать, что именно кроется за тем или иным символом.
С одной стороны, Артур и братство Круглого Стола возводятся в абсолют
и связываются с идеалами справедливости, братства и взаимовыручки, с другой
- королевство Логр, покоящееся на этих понятиях, погибает вместе с Артуром.
С символизацией Артурианы заканчивается ее формирование и развитие - цикл
прошел путь от кельтских языческих мифов до символа, собственно мифом
уже не являющегося.
Заключение
Казалось бы, с уходом средневековья артуровскому циклу не было суждено
развиваться дальше; правда, в сказках (шотландских, ирландских, английских)
нет-нет да и мелькнет Артур, ожидающий вместе со своими рыцарями момента
пробуждения, или Мерлин, помогающий тому или иному сказочному персонажу,
но этим дело и ограничивалось, пока не наступил XIX век.
Дело в том, что в XVII-XVIII веках мифотворчество на рыцарские темы практически
не существовало, так как феодальные идеалы не только не были актуальны,
но могли тормозить и мешать развитию общества, что и объясняет отказ от
них на данном этапе. Вновь интерес к средневековью и связанным с ним идеалам
появляется только у предромантиков (Макферсон «Песни Оссиана»). Романтики
подхватывают средневековую тематику. По мере того как буржуазная идеология,
ориентированная преимущественно на материальные ценности, вызывает все
больший протест, все чаще в качестве противодействия используются средневековые
сюжеты и системы ценностей, опирающиеся на традиции рыцарства.
За время развития артуровского цикла из него по большей части исчезла
лежащая в его основе кельтская мифология. «Мир артуровских легенд сам
приобретал мифологические черты. Камелот, Круглый Стол, рыцарское братство,
поиски Грааля становились новыми мифологемами. Именно в этом качестве
они воспринимались уже на исходе средневековья. Поэтому обращение к артуровским
легендам в XIX-XX веках у АТеннисона, Р.Вагнера, У.Морриса, О.Ч.Суинберна,
Д.Джойса (в «Поминках по Финнегану») и многих других возрождало старые
мифы, но основными мифологемами были здесь не мотивы кельтского фольклора,
а идеи куртуазного средневековья»80. Вышеперечисленные авторы видели в
легендах о короле Артуре морально-этический идеал; прерафаэлиты (Данте
Габриель Россетти и др.) под впечатлением Артурианы создали свой художественный
стиль, черпая в ней импульс для творчества. В 1889 году Марк Твен пишет
I Книгу «Янки при дворе короля Артура», подменяя морально-этический миф
бытовавшим в XIX веке мифом о всесилии науки (хотя М.Твен сам с увлечением
читал книгу Мэлори, повального увлечения средневековьем он не одобрял).
В XX веке Дж.Р.Р.Толкиен создает новый жанр - «фэнтези». И в течение весьма
небольшого промежутка времени появляется ряд произведений, посвященных
Артуру и его рыцарям, - начиная от переложений и пересказов Мэлори и других
авторов (например, «Рыцари Круглого Стола» в пересказе Е.Балабановой,
О.Петерсон) и заканчивая серьезными философскими произведениями Мэри Стюарт,
Теренса Х.Уайта, Мишеля Рио и др. Авторы выбирают разную манеру повествования;
каждый по-своему объясняет события, о которых повествует.
М. Стюарт, говоря от первого лица, интерпретирует события с позиций человека,
обладающего паранормальными способностями, но при этом максимально приближая
повествование к тому, что современный человек может воспринять как реальность.
* * * |
